Что из этого? Никто не станет отрицать, что немцы - мировые чемпионы военного дела. В то время, как большинство народов предвоенной Европы лишь нехотя и скупо уделяли часть своих ресурсов дальнейшему развитию высокого искусства массового человекоистребленья, - немцы предавались ему с самозабвением и окружали его ореолом всеобщего почти религиозного преклонения. Расположившись в самом центре Европы, имея со всех сторон соседей-врагов и не обладая ни с какой стороны природной оградою, к которой можно прислониться, как к безопасному тылу, - германский народ испокон веков ощетинивался во все стороны остриями своих копий, мечей, штыков, жерлами орудийных дул и всех иных последовательно совершенствующихся средств военной техники. Даже в наиболее мирные эпохи старой своей истории он был для всех государей Европы поставщиком самых надежных и дисциплинированных ландскнехтов5.
Нигде дух казармы не проникал так глубоко в недра всей жизни нации. Старая немецкая военная культура дала всемирно знаменитую галерею полководцев, начиная от Фридриха Великого6, через "классического" основоположника современной военной науки Клаузевица7 через победоносного Мольтке8 через ученейшего фон Шлиффена9, через дерзкого Людендорфа10 и напроломного Макензена11 вплоть до фон Кейтеля12. Роммеля13 и всей остальной блестящей плеяды нынешних покорителей европейского континента. Что же удивительного в некоторой слабости, сравнительно с ними, советских стратегов? Наши красные командиры выковывались в огне гражданской войны, методы и масштабы которой совершенно несоизмеримы с методами современной внешней войны, ультраиндустриализированной и мотомеханизированной. Притом даже и из них много ли уцелело звезд первой величины в судорогах партийной "чистки"?
Но чем больше было у нас пробелов и недостатков в сфере высшего командования, тем ярче на этом фоне выступает редкостная доблесть красного бойца, красного партизана и их окопного товарища, - красного строевого офицера. Эти последние пока сильнее в тактике, чем в стратегии, в обороне укрепленных мест, чем в наступательных действиях большого масштаба, в руководстве отдельными военными операциями, чем в комбинировании их в стройный "план кампании". Все это еще придет. Недавно мы были свидетелями производства в широких размерах боевых полковников в генералы. Оно было справедливой оценкой выдвинувшихся на глазах у всех новых, молодых военных дарований. У создающегося вновь молодого советского генералитета перед генералитетом старой России есть, во всяком случае, одно огромное преимущество: это - не чуждая армейской массе "белая кость", - а плоть от плоти и кость от костей самого вооруженного народа в серых шинелях. Красная армия - армия плебеев снизу доверху. Мы имеем право в них верить.
* * *
На русского красного бойца немецкие дееписатели в большой претензии: он бьется не по правилам. Там, где по точному смыслу военной теории он уже побежден и должен сложить оружие - он стреляет до последнего патрона и кончает рукопашную только тогда, когда штык вываливается из онемевших рук. Там, где красный командир должен бы был во избежание бесполезного кровопролития капитулировать, он ведет свою часть в контратаку и падает во главе атакующих. Там, где поврежденный боевой ави-он14 должен осторожно спуститься, будь-то среди расположения противника, - он просто таранит ближайший немецкий авион, чтобы рухнуть вместе с ним наземь.
Красный боец - это наименование кажется нам гораздо лучше старого, избитого, с немецкого языка взятого "солдат" (что означало наемника) показал себя вполне достойным своих легендарных предков.
Свыше тысячи лет тому назад римские и византийские авторы так же жаловались на этих предков, как немецкие - на их потомков. Для авторов "жития Георгия Амастридского"15 мы были "губительный именем и делами народ Рос". Лев Диакон16 про "тав-роскифов Сфентослабоса" (воинов кн. Святослава русских летописей) с нескрываемым изумлением рассказывал, что они "не отдаются в руки врагов и сами себя убивают".
Он мог объяснить себе это только языческим их суеверием; "чтобы на том свете не быть рабами своих победителей". Он не плохо излагал и речи их на военном совете: "мужество наше от предков; вспомним, как непобедима была русская сила; будем в битве искать спасения. Не наш то обычай - бегством добраться до дому; но или жить победоносным, или умереть со славой, показав себя, как подобает смелым людям".
Иоанн, епископ Эфесский17, был повергнут в полное недоумение этим "проклятым народом славян": они ведь, подобно глупцам, вчера еще не имели понятия о том, что такое настоящее оружие, и не смели выглянуть из своих лесов - и вдруг "выучились с непонятной быстротой вести войны лучше римлян".
Прокопий Кесарийский18 пережил нечто подобное тому, что пришлось ныне пережить творцу немецкой танковой тактики Гудериану19: на глазах Прокопия появившимися из-за Дуная славянами римские легионеры, сильнейшие вооружением, искусством, а иногда и числом, "паче чаяния побеждены были, низложены и со срамом прогнаны"; против русов, пеших, не устояли даже меднолатные бойцы славной отборной конницы Асбада "отчасти побиты на месте, отчасти безо всякого порядка спаслись бегством...".
Будет кстати вспомнить, на какие выводы наводили эти и подобные факты научную знаменитость того времени, испанского араба-географа Аль-Бекри, в его "Книге путей и стран": "Славяне -люди смелые и наступательные, и если бы не было разрозненности их вследствие многочисленных разветвлений их колен, - не померился бы с ними ни один народ на свете!"