11 "ПОДСНЕЖНИК НА 1830 ГОД".
СПб., в тип. Департ. народного просвещения, 1830. (В 16-ю д. л. 177 стр.)
СПб., в тип. К. Крайя, 1830. (В 16-ю д. л., в 1-й ч. – 112, во 2-й ч. -
111 стр.)
М., в тип. Н. Степанова, при имп. Театре, 1830. (В 16-ю д. л. 155 и 10 стр.)
"Подснежник", в прошлом году изданный к святой неделе несколькими писателями, хорошо знакомыми русским читателям, имел нынешний год трех последователей. В числе их один явился с его именем {1}, но только с именем, ибо он, исключая прекрасную эпиграмму Пушкина {2} и две-три порядочные пьесы других сочинителей, далеко отстал от своего соименника во всем, даже в красивости и чистоте издания. – Некто, человек с талантом, скрывающийся под прозванием Трилунного, выдал альманах, заключающий в себе собрание стихотворений самого издателя (новость у нас, но бывалое в Германии!). Ежели сочинитель оных молодой человек, то мы примем смелость из доброжелательства к юному таланту, подающему благие надежды, попросить его: продолжать много писать, но не торопиться печатать. Не громкие рукоплескания учтивых знакомых, но время, благотворно охлаждающее родительское пристрастие авторов к их произведениям, и строгий, всегда полезный суд беспристрастных друзей вспомоществуют хорошему созрению дарований поэтических. Пример Пушкина может быть убедителен. Несмотря на живое, нетерпеливое ожидание многочисленных любителей его поэзии, он ни одного значительного стихотворения не печатает, пока оно не полежит в его портфеле три или четыре года.
"Весенние цветы" напечатаны в изъявление благодарности князю Николаю Борисовичу Юсупову, облагодетельствовавшему издателя оных. Подвиг похвальный и благородный!
12
‹Не то беда, что ты поляк:
Костюшко лях, Мицкевич лях!
Пожалуй, будь себе татарин, -
И тут не вижу я стыда;
Будь жид – и это не беда;
Беда, что ты Видок Фиглярин.›
Сия эпиграмма напечатана в 17 N "Сына отечества и Северного архива" при следующих словах: "Желая угодить нашим противникам и читателям и сберечь сие драгоценное произведение от искажения при переписке, печатаем оное". К сожалению, доброе намерение их не исполнилось. До них дошла эпиграмма известного поэта нашего уже искаженною до пасквиля. Вместо Видока Фиглярина, имени выдуманного, поставлены имя и фамилия г-на Булгарина, что, как читатели наши видят, нет в настоящем списке и быть не может. Эпиграммы пишутся не на лицо, а на слабости, странности и пороки людские. Это зеркало истины, в котором Мидас может видеть свои ослиные уши потому только, что он их имеет в самом деле.