Смерть Че потрясла миллионы людей в мире: словно вдруг разверзлась повседневность, и из страшного разлома хлынула какая-то одновременно неведомая и благая весть о другом мире.
В последнем бою в Боливии история, словно в насмешку над его словами: «Для партизана сапоги важнее винтовки»2, лишила его и сапог, которые он потерял при форсировании реки, и карабина, который раздробила вражеская пуля. Но в смертельной конфронтации
г фТницшеТСочГв 2-х томах. М., 1990. Т. lTc. 220.
2 Che Guevara. Mots, propos, aphorismes. Paris, 2003, p.41.
6071 феномен Эресто Че Гевары: трагедия и триумф
с историей Гевара победил своё поражение. И когда его труп, привязанный к шасси вертолёта, летел по небу, его широко раскрытые глаза были умиротворены: он сделал своё дело. Он вошёл в легенду. Он поднял миллионы людей с колен.
Магия геваризма
Современный мир охватывает духовный кризис небывалых масштабов. Подавляющее большинство жителей планеты, обречённых на повседневную борьбу за выживание, влачат безысходную жизнь. Но и мир «золотого миллиарда», несмотря на материальный комфорт, всё больше подтачивают безотчётная тревога и невыразимая тоска. Люди всё больше взыскуют смысла, но ничто не приносит его. Ни псевдорелигиозный всплеск, ни эскапистский уход в частную жизнь, ни тем более погоня за наживой. Действительно главный удар, который судьба наносит по человеческой жизни,—это обессмысливание индивидуального существования. Капитал, заинтересованный в огромных массах людей лишь как в силе, приводящей в движение экономические механизмы, обрекает их на примитивную повседневность. Борьба против капиталистической повседневности становится кардинальной задачей. «Повседневность только тогда сохраняет или даже приобретает силу сопротивления против нажима упорядоченной рациональности, когда она сама становится большим, чем просто повседневная жизнь, то есть когда она "сама себя превосходит"»1.
Радикальный революционер, Гевара хотел изменить самое косное в нашем человеческом уделе—повседневность. Он переводил на язык радикальных действий протест против безысходности и убожества человеческого существования, тоску по подлинной и полноценной жизни. Ведь, к сожалению, сегодня самый яркий симптом нашего духовного кризиса—чрезмерная затруднённость реализации больших творческих проектов. И среди них главного—проекта радикального преобразования нашей жизни и нас самих.
В мире предельной рациональности и расчёта Гевара страстно утверждал могучую силу воображения. Он выводил воображение на самый передний край жизни, превращая воображение в животворя-
1 Б. Вальденфельс. Повседневность как плавильный тигль рациональности. В кн.: Социологос. Социология. Антропология. Метафизика. Вып. 1.М., 1991, с. 49-50.
6081 В. Миронов .;:..(( {.
щую силу, источник творчества и свободы. Это воображение несло в себе огромный заряд антиавторитарного духа, творимой человеком утопии, без которой жизнь превращается в расколдованную пустыню. Своим межконтинентальным революционным действием этот революционный визионер—в противовес глобализирующимся рынкам капиталов, рабочей силы и ресурсов—воплощал собственное яркое, как солнце, необъятное видение грандиозного будущего. Он творил современный миф о мире как революционном целом. Силой своего духа он открывал иное измерение жизни, показывая, что невозможное возможно, что человеческая воля есть точка опоры для осуществления самых грандиозных проектов, в том числе революционного изменения мира.
В Геваре поражают избыток жизненных сил, своего рода «гигантизм» воли, «таранная», революционная страстность. Этот человек олицетворял собой непрерывное усилие. Удушающие припадки астмы, от которой Че страдал всю жизнь, он рассматривал как личный вызов. Постоянным волевым напряжением он побеждал свою болезнь—она не оказывала никакого влияния на его решения. Однажды в Боливии Че сказал своим товарищам-партизанам: «... Борьба даёт нам возможность стать революционерами, солью человечества, но она же позволяет нам стать настоящими мужчинами. Тот, кто не чувствует себя способным нести это звание, должен прямо сказать об этом и оставить борьбу»1.
Че выработал в себе привычку бороться с непомерными трудностями. Он постоянно ставил перед собой задачи, которые, казалось, превосходили пределы человеческих возможностей, словно показывая, говоря словами Достоевского, насколько может быть силён человек. Эти задачи кому-то могли внушить ужас, на него же они оказывали мобилизующее действие. И чем опасней и тяжелей дело, тем с большей страстью он за него брался. Несомненно, он принадлежал к той редчайшей породе людей, в которую входят пророки, величайшие поэты, родоначальники новых философских систем, короче, люди прометеевского склада. В их душе бушует какой-то особый огонь, они чувствуют в себе могучие силы, они хотят вывести мир на новые рубежи. Сказать, что в душе Че бушевал такой огонь,—мало. Скорее, огромный пожар, в котором дотла сгорали узкие мерки обывательского «здравого смысла». Применительно к Че становится понятным
1 Цит. по: «Всё—даже свою жизнь!». М., 1983, с. 107.
6091 феномен Эресто Че Гевары: трагедия и триумф 01
в своём первозданном смысле выражение «пламенный революционер». Это внутреннее пламя не давало Че покоя. Трудно себе даже представить, что Че вообще когда-то душевно «спал», что душа его была умиротворена. Он сам сознательно культивировал в себе этот бунтарский огонь. Так, в письме матери от 15 июля 1956 г. он писал: «Я не Христос и не филантроп... я—противоположность Христу... Я борюсь за вещи, в которые я верю, любым оружием, которое окажется в моём распоряжении, и постараюсь оставить другого мертвым, так, чтобы он не смог прибить меня гвоздями к кресту... Я не только не умерен, но постараюсь никогда не стать им, и когда я обнаружу, что священное пламя во мне уступило место робкому, вымученному свету, самое меньшее, чего от меня можно ждать, это—что меня вырвет на собственное дерьмо»1.
Наверное, это был самый свободный человек в истории человечества. Этот человек всем своим существом утверждал свободу, которая состояла в непонятном для обывателей равнодушии и даже презрении к опасности, равно как к удобствам и лишениям и даже инстинкту самосохранения. Такая свобода, по меткому определению А. Камю, совпадает с героизмом.2 Но главное: эта свобода была свободой пожертвовать собой для великого дела—дела освобождения человечества. Его свобода проистекает не только из личного бесстрашия, но и из удивительно полного отождествления себя с Историей, из острого чувства личной ответственности за то, каким путём пойдёт мир: «Я чувствую в жизни что-то—не только мощную внутреннюю силу (это я чувствовал всегда), но и способность зажигать других и совершенно фантастическое ощущение своей миссии, которое начисто убивает страх»3.
Секрет этой магической свободы, которую излучает личность Че, кроется в утверждении беспримерного по силе императива, по которому так истосковался наш погрязший в материальной корысти век. Гевара явился нравственным фактором выдающегося порядка. «Нравственность,—говорил Ленин,—это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества»4. Че присущ глобальный воинствующий, если можно так сказать, вооружённый гуманизм, формула
Наст, изд., с. 567-568.
A. Camus. The Rebel. London, 1971, p. 64.
Наст, изд., с. 570.
В.И.Ленин. Поли. собр. соч.,т.41, с.311.
6101 В. Миронов
которого—«чувствовать как удар, нанесённый по тебе самому, любую агрессию, любое оскорбление, любое действие, направленное против достоинства и счастья человека в любом уголке мира». Обладая способностью ощущать великие проблемы человечества как свои собственные, Че искал решение «проклятых вопросов», ставших повседневной данностью для широких слоев интеллигенции, и нашёл его в своей собственной борьбе, ярко осветившей реальные перспективы самоотдачи и подвига не только для себя самого, но и для каждого, кто хочет спасти в себе личность от дегуманизирующего яда обывательщины эпохи позднего капитализма.