Перед самой революцией детской книгой занимались виднейшие художники главным образом из "Мира искусства" {1}.
Одна за другой выходили книги с рисунками Чехонина {2}, Добужинского {3} и других видных мастеров графики. Помню интересную художественную азбуку Александра Бенуа {4}. Едва ли не самым младшим по возрасту был в этой плеяде Владимир Михайлович Конашевич - ныне один из старейших советских художников.
Но и лучшие образцы детской художественной книги не вытесняли той дешевой, безвкусной, безымянной, а подчас и безграмотной книжки, которую выбрасывали на рынок, минуя все заставы литературной и художественной критики, предприимчивые издатели.
Все больше разрасталась пропасть между сравнительно дорогими книгами для избранных и грошовыми книжками "для народа". Заполнила ЭТУ зияющую пропасть - да и то далеко не сразу - революция.
Теперь нам даже странно представить себе деление детской литературы на различные сорта. Не все наши книжки одного и того же художественного уровня, у нас есть удачи и неудачи. Но в нашей массовой детской книжке, издаваемой миллионными тиражами, участвуют те же художники, что и в более дорогой книге с ограниченным тиражом.
Всей нашей стране известны имена художников, создающих вместе с писателями датскую книгу.
Это большой и сильный отряд. А первые места занимают в нем и по степени таланта, и по уровню культуры, и по своему влиянию на развитие детской книги два замечательных и очень различных по характеру дарований художника Владимир Лебедев и Владимир Конашевич.
Им обоим за семьдесят лет. Оба они прошли долгий творческий путь и достигли высокого мастерства. Без них трудно и даже невозможно представить себе историю советской литературы для детей.
Они оба - и В. В. Лебедев и В. М. Конашевич - не только художники-графики, не только мастера детской книги. Мы знаем их как превосходных живописцев.
И все же значительным делом их жизни, подлинной работой во имя будущего остается книга для детей.
Сейчас в Москве открыта выставка В. М. Конашевича.
Охватывая единым взглядом эту выставку - эту "жизнь в искусстве", видишь, как разнообразно и многогранно мастерство нашего художника, неустанно и вдохновенно работающего почти полвека.
Ему известна тайна лаконичного и тонкого лирического пейзажа. Вспомним, как музыкально решена им труднейшая задача - рисунки к стихам Фета. Глубоким лиризмом проникнуты и его иллюстрации к "Первой любви" Тургенева.
Но у того же художника хватает фантазии, причудливой выдумки, щедрого юмора для участия в "Мухе-цокотухе" и других забавных играх, которые затевает, с детьми в своих книжках Корней Чуковский.
С благодарностью и гордостью могу отметить, что первые мои книги для детей, вышедшие около сорока лет тому назад ("Дом, который построил Джек", "Пожар", "Сказка о глупом мышонке"), были украшены рисунками В. М. Конашевича.
Сравнивая их с его же рисунками к моим книгам последних лет ("Плывет, плывет кораблик", "Веселый счет", "Веселое путешествие от А до Я"), мы видим, как окрепло его мастерство, ничуть не теряя своей молодой непосредственности и свежести.
Рисунки Владимира Конашевича пленяют детей своей праздничностью. Он хорошо знает, что для ребенка под обложкой каждой книги таится еще неведомый, обещающий радость спектакль.
Немногие художники так глубоко, как он, понимают законы, по которым строится книга, в частности ее переплет или обложка. Детская книжка часто похожа по своему внешнему виду на номер еженедельного журнала. Обложка В. М. Конашевича придает самой тонкой детской книжке вид настоящей книги.
Выставка В. М. Конашевича, охватывающая и самые последние работы художника (чудесные рисунки к сказкам Пушкина), показывает, сколько еще сил и возможностей таит в себе его не стареющее с годами мастерство.
ПОМНИТЬ НАДО!
В одном из горьковских рассказов есть замечательные слова о том, как надо помнить людей, которые недаром прожили свой век.
Старик, герой этого рассказа, говорит, протянув руки к могилам:
"Я должен знать, за что положили свою жизнь все эти люди, я живу их трудом и умом, на их костях, - вы согласны?"
И дальше:
"...Я хочу, должен знать жизнь и работу людей. Когда отошел человек... напишите для меня, для жизни подробно и ясно все его дела! Зачем он жил? Крупно напишите, понятно, - так?.." {1}
В беседах со мною и с другими Алексей Максимович не раз возвращался к этой теме, не раз говорил, что мы должны наконец научиться помнить людей, которые жили и работали среди нас, их дела и мысли.
Строго и настойчиво повторял он:
- Помнить надо!
----
Я рад, что деятели литературы, театра и представители обществ дружбы с зарубежными странами организовали сегодня этот вечер, посвященный памяти нашего друга и товарища, выдающегося шекспироведа М. М. Морозова.
Десять лет прошло со дня его смерти, немало работ о Шекспире написано за это время у нас и за рубежом, а воззрения Михаила Михайловича до сих пор остаются передовыми, книги и статьи его до сих пор действенны, ибо они говорят о народности и реализме Шекспира, борясь с реакционно-романтическими истолкованиями творчества великого драматурга.
Еще убедительнее, чем прежде, звучат сейчас, в свете новых работ, слова М. М. Морозова о том, что теории, отрицающие авторство Шекспира, лопаются, как мыльные пузыри.
Десять лет прошло со дня Смерти Михаила Михайловича, а нам кажется, что еще вчера он был среди нас. Так свежа память о нем в аудиториях, где он выступал с докладами и лекциями, в театрах, где он бывал не только на спектаклях, но и на репетициях, во Всероссийском театральном обществе, где он руководил кабинетом Шекспира и проводил памятные шекспировские конференции.
Многие из нынешних литературоведов и театроведов студентами слушали его увлекательные лекции, в которых богатая эрудиция так счастливо сочеталась с мастерством изложения.
Мы не помним ни одной московской театральной премьеры, ни одного вернисажа, где бы нам не бросалась в глаза крупная и такая заметная фигура Михаила Михайловича.
Все в нем было броско и ярко: остро глядящие, черные с блеском глаза, звучный голос, громкий смех.
Несмотря на его большой рост, мы неизменно узнавали в нем того жадно и пристально вглядывающегося в окружающий мир ребенка - "Мику Морозова", которого так чудесно изобразил когда-то великий русский художник Валентин Серов.
В те дни, когда я работал над сонетами Шекспира, и позже, во время нашей совместной с ним работы над переводом "Виндзорских насмешниц" для Театра имени Моссовета, Михаил Михайлович чуть ли не каждый день бывал у меня. Помню, какое сильное впечатление производили его внешность и голос на моего маленького внука.
Однажды, сидя за общим столом в писательском доме отдыха, мальчик с чувством гордости и даже не без некоторого хвастовства во всеуслышанье объявил:
- А у моего дедушки и бабушки есть Михаил Михайлович!
Вероятно, он казался моему пятилетнему внуку добрым сказочным великаном.
Михаил Михайлович был не только замечательным литературоведом и знатоком театра, но и подлинным языковедом.
Он глубоко знал родной язык. Русская речь звучала в его устах вкусно, свежо и сочно - недаром он был коренной москвич, да и английским языком он владел в совершенстве.
Удивительно, как удавалось ему сочетать сосредоточенный, иной раз кропотливый труд по изучению языка и стиля Шекспира, его эпитетов и метафор со множеством публичных докладов и лекций, с деятельным участием в создании истории английской литературы, с постоянной работой в журналах и газетах.
А как широк был круг тем его книг и многочисленных статей! Значительная часть их посвящена драматургу, которого он любил глубоко и неизменно, Шекспиру. Но наряду с этой основной своей работой он писал и о современнике Шекспира Кристофере Марло, и о шотландском поэте Роберте Вернее, и об английских народных балладах, и об А. Н. Островском, как о переводчике Шекспира, и о наших русских знаменитых актерах - таких, как Андреев-Бурлак, Иванов-Козельский, Модест Писарев.