— Погнали звонить Рябому.
— Иван, привет, — крикнул в трубку Кирилл, услышав бас Рябого на другом конце провода. — Выручай, брат.
Вкратце истолковав ситуацию и получив положительный ответ Ивана, Кирилл и Вячеслав тронулись в путь.
— Здравствуйте, бродяги, — встречая друзей у порога рубленого дома, произнес Иван, поглаживая бороду. — Да, попали вы хлопцы под раздачу. Девчонки-то хоть смазливые были?
— В этом им отказать нельзя было, — пожал руку Ивана Кирилл. — Не дави, Рябой на больную мозоль.
— Лады, показывайте тачку.
Тщательно осмотрев шестую вазовскую модель, Иван сказал:
— Так она почти новая у тебя Вячеслав. Шесть штук устроит?
— Шесть с половиной, — начал торговаться Свирин.
— Славка! — Одернул его Кирилл.
— Хорошо! По рукам. Держи ключи, Иван.
— Так, это дело нужно обмыть, — предложил бородач.
— Нет, нет. Спасибо! Мы на поезд. Дел, сам понимаешь много, — возразил Кирилл.
— Так, други мои, не пойдет, — обиделся Иван.
— Хорошо. Переночуем у тебя, — согласились Кирилл и Вячеслав.
— Другое дело! — потирая ладони, обрадовался хозяин. — Сейчас соберу на стол, баньку натоплю.
Спустя пару часов, разомлев от еды, от пара и ударов дубовых веников, друзья улеглись на кровати в уютной комнате.
— Вань, расскажи за жизнь, расскажи о себе, — попросил Славка.
— Не люблю о себе… Трудно. Ладно, попробую. Слушай.
Я вот что думаю.
Наверное, за облаками есть другая жизнь. Наверное, есть… Нам не понятная, не простая…. Быть может, не такая логичная, для нас смешная. Живут себе, поживают существа с походкой вразвалочку, ходят, а быть может, прыгают, повернув носки вовнутрь. Не ведают, как пахнет молодая картошка, обильно политая подсолнечным густым маслом, усыпанная зеленым лучком. Пьют ртуть вместо пива, не читают стихов и газет. Но, как мне кажется, только мы — люди, способны беспощадно стирать с поверхности планеты память об умерших — погосты, да склепы.
— Интересно! Почему такая у тебя философия? — облокотился на локоть Кирилл.
— Был у меня друг в детстве, Вовка Жигалов — классный парень, — продолжал Иван. — Дружили мы с ним. Приехал я как — то в родной город и узнал, что погиб Володька. Пошел на кладбище. Святое место было, а теперь — монолитные высотки, клубы, бары…
Только мы, так по-скотски… так безжалостно, — прошептал я и, развернувшись, побрел к трамвайной остановке.
В том городе я институт заканчивал. Потом уехал работать в Сибирь по распределению. Гнул там свою линию. Чтобы все по совести было, по чести. Как — то на планерке услышал в свой адрес от начальника цеха: «Добреньким хочешь быть, Рябов, справедливым. Не получится, понял? Так жили, и жить будем. Есть государственный заказ, план, в конце концов, вот и выполняй его будь любезен. А какими путями, чего это тебе стоит, НИКОГО не волнует. Понял? НИКОГО!»
— Нет, не понял! — ответил я. Не хватает запасных частей, не хватает комплектующих, требуйте от Директора завода, стучите у него в кабинете кулаками, ногами, пусть рассылает толкачей по стране, а я не буду снимать с изделий стоящих на подъездных путях запасные части и команды такие бригадирам отдавать более не намерен.
Зверьков Леонид Иннокентьевич внешне удивительно похожий на Прошку Громова из «Угрюм — реки» поднялся из кресла, навис над столом и под молчаливые взгляды мастеров цеха указал мне на дверь: «Вон отсюда. Пошел вон…».
Я взял стул, подержал на весу… и… бросил на пол.
— Пошел ты сам….
Чего добился? А ничего… хорошего. Перевели в ночную смену на пол — года. Стал лунатиком.
Привык. Обеды под луной — романтика. Одно плохо, отвык от солнечного света. И Дюймовочки все разбежались, пока гнал план, по плану ночами. Гнал, гнал и споткнулся об аккумуляторный ящик.
Сонные работяги с похмелья забыли прикрутить на шестидесяти четырех крепежных болтах тридцать три гайки, а возможно, тридцать шесть, впрочем, какое это имеет значение когда ящик с тяжеленными свинцовыми батареями на полном ходу поезда рухнул на рельсы…
Авария,… крах мечтам о светлом будущем человечества…
Два года в колонии общего режима — школа жизни, будь она неладна.
Сломан нос, выбиты зубы, бензопилой отсечен мизинец правой руки, но все хорошо, что хорошо, и вовремя кончается.
В музыкальной самодеятельности исправительного трудового учреждения с ограниченной свободой передвижения, участия не принимал я.
Еще в детстве всякую охоту стучать по клавишам фортепиано отбила линейкой училка музыкальной школы Таисия Гавриловна — царство ей небесное.