— Это квартира Свириных?
— Да…. А кто это?
— Мне нужен Вячеслав. Я его старый знакомый Кирилл Поздняков.
После некоторого замешательства женский голос спросил:
— Кирилл, а что Вы хотели?
— Я бы хотел переговорить со Славой. Он дома? Я хочу приехать в гости. Это реально?
— Подождите немного или перезвоните, я сейчас у него спрошу.
— Я подожду. А Вы его жена?
— Да, жена — Катя. Подождите.
Поздняков ждал, крутя шнур телефона.
— Приезжайте Кирилл. Он Вас ждет.
«Странно», — подумал, Кирилл.
Свирину не спалось, болела, растрескиваясь, голова …
Катерина спала крепким сном. Ее дыхание степенно охранял ритм ночи. Славка слышал, как она дышит, потом затихает, затем снова едва слышное дыхание. Свирин попытался дышать в такт с Катей.
— Сто… тысяча… — сбился.
Вновь считаю …
Помню, как вот так же лежал рядом с другой женщиной, пытаясь уловить ритм ее дыхания.
Это мама, это было давно,… это было недавно. Это одно из самых первых моих воспоминаний и ощущений детства, — уютное тепло женского тела, от которого исходит неповторимый аромат которое, словно бальзам греет, загадочно убаюкивает, но в тоже время пробуждает ранее неизведанные эмоции.
Я поворачиваюсь поудобнее. Прикладываю щеку к спине Катерины. Чувствую, как сонно бьется сердце. Интересно, что тебе снится? Тихонько дотрагиваюсь рукой до твоей груди…
— Не надо… не надо, Славик. Я так устала сегодня. У Сони кашель. Спи… спи.
Свирин размышлял:
«Женитьба меня не отпугивала, отнюдь… Закоренелым холостяком я не был. Не шутил, нехотя: „Холостой мужчина беспечен, как воробышек в небе“. Но и не спешил, я постепенно капитулировал. Созрела мысль, — пора.
Ты на несколько лет моложе это давало мне фору. Я опытней, рассудительней, крепко стою на ногах. Я женился на тебе потому, что наша дружба перешла в нежность, содержащую много приятных воспоминаний, ласк, поцелуев. У нас много общих интересов. Друзья говорили: „Вы так подходите друг другу“. Ты искренна, терпима. В тебе есть бойкость, страсть. Ты смела и кротка. Внимательна и учтива. Не назойлива. Сдержанна. Нормальная девушка. Я сделал правильный выбор и был доволен… это правда. Чувствую, как бьется сердце… ритм…
Набегает на берег волна, барашки рассыпаются в поклонах у гальки. Пахнет зноем смола, кудряшки резвятся в твоих волосах под заколкой. Крик чаек молва — не мадонна… поворот шеи, глаза капли в слезах. Наступает рассвет у окна, в кроватке играет соской младенец, рисует по холсту картину рука. На щеках легкий багрянец. Не мадонна, Боже… — Богиня… Кудряшки резвятся в твоих волосах под заколкой. Будешь отныне иконой не для всех, для меня, в веках.
Наша ночь … По ощущениям она не сравнима ни с чем. Это и не первый прыжок с парашютом, и не восхождение на горную вершину. Эта ночь,… как первая обезвреженная мина. Осторожность,… максимум внимания,… пот по лицу, то холодный, то горячий. Сладостный стон, дрожь, откровение… да… да…. Ты жена… я муж».
Катерина встала с кровати. Нежная линия спины, бархатная кожа, изгиб бедер. Подняла руки, аккуратно укладывая волосы. Славка увидел в зеркале высокую грудь, темный пергамент сосков.
— Катя!
Жена обернулась, не охотно прикрывая наготу халатом. Пупок упругого живота играет майским цветком, родинка, хрупкие ключицы…
— Катя!
Долгий путь через поле совместной жизни. Шаг влево… шаг вправо… на ощупь, по наитию, без инструкций.
— Слава! Будильник звенел? Я что-то не слышала. Мне сегодня в первую смену. Такая темень за окнами…
— Звенел. Шесть утра. Что тебе снилось Катя?
— Ты будешь смеяться… наша свадьба. К чему бы это?
— Расскажи.
— Ты что забыл?
— Нет… Прости…
Катя убегает в ванную комнату. На скорую руку красится. Пьет кофе…
— Катя молоко не забудь поставить в холодильник.
— Не забуду. Тебе помочь?
— Я сам.
— Дочку разбуди в школу. Соня пусть шарф теплый наденет и рукавицы. Я ушла. До вечера. Пока.
— Пока.
Темнота за окнами. Стук каблучков на лестнице. Трель трамвайного звонка. Утро.
Свирин садится в коляску. Пара оборотов колес и он у окна.
— И зачем меня тогда окликнул сержант? Знал, что нельзя идти дальше? Эта кочка, будь она трижды неладна. Споткнулся… искры… боль… темнота…
— Боги! Я понимаю, что вы не вернете мне ногу… Не вернете?
Тогда заберите мою память. За — бе — ри — те память! Прошу вас Боги!
— Или вас нет? Заснули? А может, оглохли?
Темнота за окнами. Свирин включил настольную лампу, взял скрипку: Антонио Вивальди: «Осень. La caccia allegro». Стал, играя нашептывать: