— Дудки, посмотрим, чья взяла, — успокоившись твердым голосом, произнес Иваницкий, сев в глубокое кресло. Налил коньяку, залпом осушил стакан. — Посмотрим,… посмотрим.
Ивановский выгодно разместив часть капитала в акции промышленных компаний, в банки, открыл сеть аптек, попутно занялся ресторанным бизнесом. Сорвал куш от распространения биологических пищевых добавок, начал выпускать гламурный журнал. Разбогател, заматерел. На вопросы знакомых, откуда деньжата, отвечал уклончиво, одним, что получил наследство, другим, что выиграл в лотерею. Съехал со старой квартиры. Обзавелся шикарным особняком в престижном районе города. Дела шли, как по маслу. От прежнего неуклюжего, несуразного Эдички мало, что осталось. Как-то на встрече однокашников, куда Ивановский прикатил на шикарном авто, в сопровождении дюжины охранников, Вовка Штиль — закадычный друг, хлопая его по плечу, воскликнул: «Эдька сукин сын, привет!».
«Не Эдька, а Эдуард Захарович», — резко одернул его Ивановский и сбросил руку бывшего друга с плеча.
«Хрен поймешь этих миллионеров. Такие нервные», — удивился Штиль, поеживаясь.
С изменением статуса, изменился и круг знакомств Эдуарда Захаровича, изменился его досуг. Презентации, теле — звезды, ночные клубы и бега. На лацкане пиджака заблестел депутатский значок. Олимп у ног. Тамарочка души не чаяла в супруге. Только откроет рот,… будьте любезны Тамара Абрамовна. Только подумает,… плииз. Но со временем, Эдичка стал замечать странные вещи, происходящие в его организме. Периодами накатывали приступы тошноты, его рвало, перестал реагировать на блеск женских глаз, на выпуклости и выемки прекрасных тел. Его стала бить непредсказуемая дрожь при рукопожатиях с мужчинами, стал меняться тембр голоса. Коллеги все чаще и чаще встречали его в обществе менеджера одного из отделов — Леонида Збарского — высокого брюнета с внешностью Адама. И еще запах,… тлетворный запах, постоянно, исходящий от шефа. Эдичка и сам чуткими ноздрями то и дело, ловя этот назойливый запах, выливал на себя гектолитры одеколона, распыляя дезодоранты, мыл руки, чистил зубы…
Тамарочка рыдала, страдая «Эдя сходи к врачу. Эдя что с тобой мой котик? Ах, я умру, наверное, мое сердце обливается кровью… Эдя…».
Тот орал на нее:
— Это все твои утиные паштеты, мидии… суши.
В один из ранних майских дней лимузин Ивановского, покачиваясь, подкатил к престижной частной клинике. Заведующий отделением услужливо предложив сесть знатному гостю в свое кресло, внимательно выслушал жалобы посетителя.
— Рвота, тошнота, влажность тела, выпадение волос, — интересно, весьма интересно, — поправляя очки на переносице, произнес доктор. Поднял трубку телефона: — Надюша, зайдите ко мне…
В кабинет впорхнула, держа в руках блокнот огненно — рыжая дама в медицинском синем халате.
— Эдуард Захарович, познакомьтесь, — Надежда Александровна Забейворота. Она займется Вашим обследованием. Надюша, случай нетривиальный. Сделаете гастроскопию, колоноскопию, анализы…
Эдичка валяясь на больничной койке, страдал, пытаясь анализировать ситуацию, в которой оказался.
— Манна небес, как манка крупа… Может у меня проказа Надя или СПИД? — спросил вошедшую Надежду.
— Да что Вы Эдуард Захарович, какая там проказа. Сейчас процедурку одну занятную сделаем, завтра томографию. Вам делали клизму вчера,… сегодня?
— Делали, делали, — погладил Эдик под одеялом часть тела ниже спины…
Медсестра провела его в кабинет на первом этаже, уложила на кушетку и, укрыв простыней, предложила повернуться на правый бок. Густо намазала указательный палец в резиновой перчатке вазелином, раздвинула Эдичкины розовые ягодицы…
— Ой, — вырвалось у Ивановского.
— Вам больно?
— Нет… нет, щекотно.
Забейворота поднялась с кресла и ввела в напрягшееся тело пациента длинный черный ферритовый шнур, припав к окуляру прибора.
Эдичка почувствовал, что в него, словно вползла, извиваясь змея. Оргазмы один за другим потрясали его. Лились слезы, слезы восторга, слезы ужаса. Воздух с шипением вырывался из черного баллона, стоящего на полу, и сквозь отверстие в шнуре раздувал живот.