Но конкретно сегодняшнее мероприятие меня совсем не радовало. Сказывался и протест против решений руководства, которое занималось голимым шантажом, уже который месяц грозя урезать нам финансирование, и недовольство отведённой мне ролью простого слушателя. Я-то привыкла к более активному участию. Впрочем, не суть важно.
Главное, что я сидела и скучала, отсчитывая медленно тянущиеся минуты до обеда, когда вечер, то есть день, перестал быть томным: на месте докладчика вдруг появился ОН — Орлов Алексей Игоревич. Высокий, плечистый, со своей вечно растрёпанной тёмной шевелюрой и лёгкой небритостью, загорелый, с выдающимся прямым носом и пухлыми губами. Я даже челюсть не сразу смогла подобрать с пола, наблюдая за тем, как Лёшка в привычной манере откинул со лба длинную чёлку и самым гадско-очаровательным образом улыбнулся присутствующим. Первым моим желанием, которое я едва смогла преодолеть, было упасть на пол под стулья и по-пластунски, на животе покинуть аудиторию. Паника приливной волной растекалась по моему телу, напрочь отключая всякую логику и здравый смысл. То, что вокруг слишком много людей и Орлов вряд ли мог случайно приметить мою физиономию, которую он не видел чуть ли не десяток лет, дошло до меня не сразу. Пока он произносил вступительную часть, с ленцой растягивая гласные на конце слов, я истерично тёрла влажные ладони о края юбки и нервно вопрошала вселенную: “За что?!”. Но время шло, а моё присутствие всё ещё оставалось незамеченным, лишь сосед справа с подозрением косился на неадекватную меня. Обнаружив это, я слегка успокоилась и даже стала прислушиваться к тому, что вещалось с трибуны.
То, что Орлов вырос инженером, специализирующимся на добыче нефти, для меня не было новостью, но подробности впечатляли. Из обрывков фраз, доходящих до моего переполошенного сознания, смогла сделать свой первый вывод: Лёшка занимался бурением нефти на глубине, преимущественно где-то в северных районах нашей бескрайней родины. Женщина во мне невольно загордилась им. Ещё бы, ведь я до сих пор помнила того мальчишку из песочницы, который отказывался есть мои куличи. Зато учёный ум начал свой недовольный бунт, ибо Лёшино выступление по сути сводилось к тому, что процесс бурения до сих пор во многом интуитивен и настолько тонок, что ни один современный алгоритм не может полностью заменить в нем человека.
Не то чтобы я была специалистом в области бурения, но логика подсказывала, что на самом деле все давно было автоматизировано, и если человеческий фактор играл такое важное значение, то выходило, что при написании программ просто были учтены не все параметры.
Алексей Игоревич говорил интересно, на удивление увлекательно и харизматично, из-за чего притомившийся в ожидании обеда народ вдруг ожил и начал слушать чуть ли не с открытым ртом. Чего-чего, а умения располагать к себе людей ему всегда хватало с избытком.
Всё это лишь усилило развернувшееся во мне противостояние, и две стороны моего бытия продолжали вести свой спор, пытаясь решить, какое из чувств перевешивает. Так я сидела в переживаниях, пока не услышала чей-то вопрос, заданный на весь зал в обход поднятых рук и всех приглашённых экспертов.
— Вам не кажется, что этим самым вы просто преувеличиваете свою значимость и незаменимость?
Весь зал, который к окончанию орловского выступления был явно им покорён и очарован, с лёгкой долей негодования закрутил головами в поисках возмутителя спокойствия. Я тоже огляделась, с неподдельным ужасом осознавая, что вопрос всё-таки принадлежал мне. Примерно к такому же выводу пришли и другие присутствующие, уставившись на меня с ярко выраженным неодобрением. Одному Орлову всё было нипочём, даже со своего пятого ряда я усмотрела самодовольный блеск его глаз.