– Пошли вон! Иначе застрелим всех и скажем, что ограбить пытались. Вот и всё. Это вам не у себя порядки строить. Пугачёвщину затеяли! Здесь порядки Московские, кто с деньгой, тот и человек! Империалы вам подавай. Я с вами сполна расплатился. Откуда я знаю, когда вы деньгу подменили и офальшивили, – вновь крикнул Илья Прокопыч, ободрённый появлением верного приказчика с револьверами.
– Вот ты как заговорил? А раннее любезный был, уважительный. Хлебом и солью встречал. Сейчас как бальчик по лавке разошёлся, стыдь у тебя в сердце и в душе.[111] Совести совсем нет. Предлагаю миром разойтись, а то плохо будет! – спокойно сказал старший ватаги.
– Не знаю, что такое бальчик и стыдь! Хватит мне здесь ваши сказки сказывать. Дома на своём ломаном языке говорить станете. У нас здесь Москва, а не таёжное сельцо. Пошли вон, по добру и по здорову. Последний раз прошу. Иначе худо будет. Считаю до десяти, затем Васька стреляет, – заявил ювелир, подавая знак приказчику.
– Может, последний раз поговорим как люди? – спросил Бажен, обращаясь к хозяину ювелирной лавки.
– Раз, два, три, четыре, пять, – начал считать Илья Прокопич.
Потом остановился и закричал: «Нет, так дело не пойдёт! Никуда вы не уйдёте. Сейчас полицию будем вызывать. В участок вас, наглецов. Сообщу, что ограбить хотели меня ночные воры и фальшивомонетчики. Да просчитались. Мне поверят. А при вас как раз фальшивые деньги. Вот вы и попали. Вам ничего не остаётся, только молчать. Там, в участке, если признаетесь в изготовлении империалов, тогда вам каторга. Хотя вам всё равно каторга, при вас воровские фальшивые деньги. А мне поверят, я человек степенный и знатный. Всё против вас. Надолго проучу Кита Юрьевича. Что бы больше и думать не смог присылать ко мне таких гостей. На каторге и сгниёте. Васька, дай мне один револьвер и стреляй в потолок, свисти в свисток. А я пока их постерегу».
Ювелир взял у приказчика один из револьверов и наставил его на гостей. Но приказчик выстрелить не успел. Два остро отточенных ножа, виртуозно брошенные помощниками Бажена, вошли в горло хозяину и его верному приказчику. Оба беззвучно рухнули на пол. Кровь хлынула и медленно залила пол вокруг бездыханных тел, жадных до денег ювелиров.
– Что делать дальше будем, Бажен Василич? – уточнил один из помощников.
– А ничего не будем делать. Нам чужого не надо. Копаться в его вещах нам не с руки. Да и Кит Юрьевич наказывал, по добру разойтись. Если не отдаст настоящие деньги ювелир, тогда только монеты наказывал забрать. Но по добру не получилось. Вот ведь, какая мразь, этот ювелир. Бумажки фальшивые здесь пусть валяются. Поживём в Белокаменной, подождём. Через день, другой брата его навестим. Или настоящие деньги пусть отдадут, или наши монеты вернут. Видно будет. Ножи забирайте и револьверы. Пригодятся в хозяйстве. Пойдём, – спокойно ответил старший ватаги.
Оба помощника хладнокровно подошли к трупам, вытащили ножи, вытерли их об одежду покойников и спрятали у себя в рукавах одежды. Один из них забрал револьверы. Старший ватаги огляделся по комнате, затем подошёл к столику, взял лежащий на нём карандаш и что-то написал прямо на стене, большими буквами. Затем достал из кармана какую-то вещицу и бросил её рядом с трупами.
– Может не надо, Бажен Василич, бахвалиться? Опасно это. Итак за убийство ювелира и приказчика Кит Юрьевич по головке не погладит. Он завсегда против убийств. Без его воли грех на душу взяли. Дюже недоволен будет! – заявил один из подручных, укоризненно покачав головой.
– Пусть знают наших. Бояться будут. А что Кита касаемо, то не вашего ума дело. Меня поболе слушайте. Может, в скорости, я вам самым главным Китом стану. Его жизнь не вечна. Пора нам с вами вместе в свои руки дела брать. Перечить станете и с вами будет так, как с ювелиром, – ответил тот.
– Воля ваша, Бажен Василич! – ответил подручный, Бажена.
Все трое вышли из ювелирной лавки, хорошенько прикрыли дверь и нырнули в подворотню. Тёплая и ласковая майская ночь укрыла грешников от людских глаз.