Прошло несколько дней. За это время войско переместилось ближе к Оренбургу. Да так, что город был как на ладони. Хлопуша от нечего делать слонялся по лагерю, ища себе достойное применение. Вдруг к нему подбежал один из атаманов «Императора». Приказал схватить его и привязать к пороховым ящикам, обвинив его в том, что тот ходит и вынюхивает сколько в войске пороху и пушек. Приказал соорудить виселицу, с тем, чтобы немедля повесить предателя и лазутчика. При этом его неоднократно ближние казаки атамана просили сознаться в своих злых и предательских намерениях. Однако Хлопуша не стал даже разговаривать с палачами. Дерзко плюнул себе под ноги, не соглашаясь с обвинением. Но оправдываться не стал, посчитав оправдания ниже своего достоинства. Несколько часов его держали на привязи, пугая страшными карами и угрозами. Вначале, каторжник, материл своих охранников, пускаясь во все тяжкие. Затем замолчал, устав от злобства. Но перед тем, как прекратить свой матерный разговор, гордо и независимо сказал: «Вот что, братушки, делайте, как душа ваша желает. Уже и не знаю, где на этом свете правда есть. Губернаторские слуги ноздри выдрали и клейма на мне поставили, как на собаке. Вы вешаете, почём зря. Поступайте, как вам совесть позволяет. Больше мне нечего сказать вам. Бог вас рассудит, зверей».
Или его слова сыграли роль, или это была проверка, но вскоре его развязали. Вместо виселицы привели к «Императору». Тот приказал обыскать его. Ближние казаки всё исполнили как требовалось. Только нашли при нём пять рублей, из тех денег, которые ему дал сам Пугачёв. Два рубля Хлопуша уже потратил на одежду и еду. Вновь его отпустили в лагерь. Такое недоверие присутствовало ещё несколько дней. Хлопуша спиной и звериным чутьём чувствовал постоянное наблюдение за ним. Но вот, однажды, был он вызван опять к «Императору», в кибитку. Возле Пугачева сидели всё те же атаманы-полковники. Из всех атаманов каторжник знал только одного, старого приятеля по тюрьме, Максима Шигаева. Теперь прилюдно к нему было положено обращаться как к графу Воронцову.
– Знаешь, кто такие возле меня сиживают? – спросил Пугачёв, приказав ему присесть рядом с собой.
– Имён и фамилий не знаю. Откуда мне знать. Да и зачем? А так, это полковники, ваше Величество. Первые вельможи государства и войска. Опора власти и трона, – ответил, удивлённый приглашением, Хлопуша.
– Думаешь правильно! Сейчас представлю тебе, Афанасий Тимофеевич, первых вельмож моего войска. Знать их надобно в лицо, – заявил Пугачёв, улыбнувшись.
Хлопуша не ожидая обращения к нему по имени и отчеству, вначале закрутил головой в поиске Афанасия Тимофеевича. Затем поняв, что это к нему обращаются, заёрзал на своём месте, от неожиданного уважения и почёта. Он понял, что обвинения в предательстве с него сняты. А впереди появляется какой-то новый этап его замысловатой жизни.
Пугачёв, устроившись поудобнее, начал медленно и гордо говорить: «Все, кто здесь присутствуют, действительные члены Военной коллегии. Возглавляю сие правящее собрание я сам. Многих вельмож нет, воюют. Неприятеля бьют. Народ к присяге приводят. Воинскими делами занимаются. Но некоторые из моих верных подданных здесь. Поэтому ты не зря сюда попал. Тебе их знать надобно для предстоящих славных дел. Надо тебе, Афанасий Тимофеевич, познакомится с каждым. Это граф Чернышев,[117] он в скорости на Уфу пойдёт. Брать её будет. Так же назначен, моим повелением, правителем Нагайбацких земель. Станет штабом в Арси или Фершампенуазе. Будет там, в тех местах, среди местных казаков-нагайбаков, мою волю проводить. Следующий, рядом с графом, это будущий фельдмаршал, граф Панин.[118] Он со мной Оренбург брать будет. Здесь мне необходим, при мне служит. Я ему верю, как себе. Очень известный полководец. Вот князь Исетский.[119] Вскорости вместе с бригадиром, Иваном Степановичем Кузнецовым,[120] на Челябу, Чебаркуль, Златоуст, Сатку и Юрюзань с войском направится. Навстречу графу Чернышеву. Возьмёт эти крепостицы и к присяге народец приведёт. Иван Степанович и отдельное повеление от меня имеет. В Юрюзанском, Саткинском, Усть-Катавском и Златоустовском заводских округах, на заводах, должен он порядки навести, на пример казачьих. Из приписных крестьян, рабочих этих заводов казаков сделает и самоуправление назначит, по примеру выборного. Как на казачьих кругах. Пушками и пушечным припасом графа Чернышева и князя Исетского обеспечить должен, с этих заводов».