– Понял я тебя, Егорыч. Я знаю эту даму и её сожителя или мужа. И ты знаешь тоже. Догадайся, кто? – хмуро спросил Евграф.
– Понятия не имею, ваше высокоблагородие. Так кто же?
– Это та самая проститутка, которая к нам приходила в Скуратовском трактире. В Туле. Это Нина. Только она совсем не жрица свободной любви. Ты помнишь, что она проходила по делу банды грабителей почтовых экипажей на Орловском тракте? Всё это мы раскрутили, когда занимались делом конокрадов в тульских Прилепах, Суходольского прихода. А сегодня она была под вуалью. Я её сразу и не узнал. А она меня узнала, поэтому и покинула сборище за столом. Как раз ей хватило времени, чтобы собрать вещи. Затем тайно скрыться. Я поздно в ней признал нашу старую знакомую. Опоздал, – с сожалением, сказал сыщик.
– Вон оно как! Чудеса! Что будем делать дальше? – удивлённо уточнил надзиратель.
– Берём задержанных и в сыскную часть. Для выяснения личностей. Но этим пусть займутся филёры. А мы с тобой к ювелиру на Арбатскую сторону рванём. Финагенова Афанасия Прокопыча навестим. У нас есть, что ему предъявить!
Глава 14 Гибель атамана Хлопуши
Забрав жену и одиннадцатилетнего сына, полковник Хлопуша направился в след за «Государем» на Сакмару. По дороге он заехал в Сеитову слободу, которая располагалась в двадцати верстах от Оренбурга. Там он нашёл дом атамана и полковника войска «Государева», Мусы Улеева. Тот входил в военный совет и был хорошо знаком Хлопуше по совместным посиделкам в золотой избе. Оставив жену и ребёнка на возе с вещами, сам пошёл уточнить, пойдёт ли полк Мусы вслед Пугачёва? Подойдя к дому, постучал в калитку. На крыльцо вышел Муса Улеев.
– Это ты, Хлопуша? Как здесь очутился? Какими судьбами? Прости в дом не приглашаю, без предупреждения ты появился, – подозрительно уточнил у незваного гостя Муса.
– Раньше был для тебя Афанасий Тимофеевич! А сейчас Хлопуша? Как живёшь, поживаешь? Вот, мимо проезжал и решил заскочить. Хочу спросить у тебя. Что думаешь со своими старшими? Собираетесь на Сакмару? Если вы пойдёте полком, то и я с вами. У меня один воз. Жена и ребёнок, – ответил Хлопуша, удивлённый негостеприимным приёмом бывшего сослуживца.
– Извини, Афанасий Тимофеевич! Не думал я об этом. Может пойдём, а может погодим. Жизнь покажет. Видишь, как оно перевернулось. Разбито войско. Екатериновские полки всё ближе и ближе. Чем закончится – неизвестно. Плохо всё. О себе и о семье подумать нужно, спасаться нужно. В дом не приглашаю, вдруг заметит кто, что я тебя привечаю. Ты всё-таки полковник мятежного войска! – ответил Муса.
– Эх! Вот так дело! Ты же Муса тоже полковник. На всех военных советах сиживал, а теперь в кусты. Меня боишься! От соседей хоронишься! Плохо это. Надо идти за Государем, вместе с полком. Смотри у меня, Муса, когда увижу в Сакмаре Емельяна Ивановича, доложусь о твоих сомнениях. Не простит он, – строго подвёл итог разговора Хлопуша, развернулся и пошёл к возу.
– Эй, Афанасий Тимофеевич, а что один ты едешь? Где охрана твоя? Где полк? – вслед уходящему Хлопуше, крикнул Муса.
Сев на повозку, Хлопуша не ответил. Тронул лошадей и поехал по слободе в сторону Сакмары, не отвечая на вопросы жены, взволнованной настроением своего бесшабашного мужа.
«Вот так вот. Предательство кругом. Клялись все царю-батюшке в преданности, а как жареным запахло, враз разбежались. Но нет, напрасно предаёте, подлые души. Это ещё не конец. Пугачёв вновь соберёт силу и тогда Муса на коленях приползёт», – думал Хлопуша, следуя по слободе.
Однако атаман просчитался в отношении себя. Зря он останавливался в слободе. После его отъезда Муса быстро вызвал к себе ближних людей. Кратко переговорив, они решили схватить ближнего человека Пугачёва и доставить губернатору. Взамен получить прощение за своё участие в бунте против престола. Не успел Хлопуша выехать за пределы слободы, как был схвачен предателями. Потом помещен под охрану, в одном из сараев слободы. В дальнейшем доставлен вместе с семьёй в Оренбург, к генерал-губернатору Рейнсдропу. Вновь Хлопуша оказался там, откуда был отпущен. В остроге. Около четырёх месяцев шёл допрос полковника мятежного войска, Хлопуши. Он честно рассказывал следствию про своё житьё бытие. Про друзей и товарищей ни слова лишнего не сказал. Ни с кем не спорил, никого не клял, не ругал. Унижения терпел, оскорбления не воспринимал. Жил в остроге, как будто бы и не было никогда Хлопуши на этой земле. Своими мыслями питал и разум, и волю. Однажды его вызвали на особый допрос. За столом допросной комнаты сидел важный человек, незнакомый по прежнему дознанию. На столе стояла водка, две чарки и несколько тарелок с пирожками, картошкой, варёным мясом и соленьями.