– Подойди, Максимушка, дело есть, – сказал Хлопуша, не отвечая на оскорбления.
Шигаев подошел. Было видно, что каждый шаг ему даётся с трудом.
– Вот что, брат мой. Давай выпьем напоследок и обнимемся. А тайна пусть с нами умрёт. Верны будем своему слову. Зачем мне предавать? Просто решил в последний раз брата и друга увидеть. Да и поесть всласть и выпить за счёт Императрицы и губернатора, – заявил Хлопуша.
Два мятежника быстро налили водки, выпили и обнялись. Затем повторили. Хорошенько закусили. Вошёл коллежский асессор с помощником.
– Ну что, надумали, каторжане? – угрюмо уточнил он у бунтовщиков.
– Надумали мы тебя послать к едрене фене. Не знаем мы ни про какие монетные дворы. Сказки это всё. Дурень ты и есть дурень, хоть и из столицы. Морда у тебя тупая, свиная. Свинья не родит бобра, а сова не высиживает орла. Ничего у тебя не получится. Ишь ты, за секретами и тайнами приехал! Водкой и свободой решил предательство купить. Пугачёвские полковники предателями быть не могут, – улыбаясь, ответил Хлопуша.
– Коли так, готовьте к казни бунтовщика и мятежника Хлопушу. Шигаева под конвоем в Москву. Там генеральное следствие учиним. Всё узнаем. Казнить этого каторжного завтра же, голову отсечь! – раздражённо закричал Скворец, приказывая помощнику.
– Зря зверствуешь Иван Михайлович! Добром это не кончится, – заявил Хлопуша, посмотрев озорными и пьяными глазами на Скворца.
– Не тебе грязному лапотнику меня учить! Не тебе крысе подземельной, мне советы давать! Молчи, подлая собака, пока все ногти из пальцев не вырвали! – злобно закричал Скворец, – уведите его, а завтра голову с плеч!
Когда Хлопуше зачитали постановление Оренбургской секретной комиссии, он только и подумал: «Спасибо тебе, Господи, за подарок твой. Жил я всю жизнь как собака уличная. Все меня пинали и били. Объедки доедал и в грязи спал. Жену мою вновь замуж выдали, пока я по тюрьмам шлялся и содержался. Дал ты мне, Господи, счастье человеком побыть в конце жизни. Спасибо тебе. Спасибо и Императору, Емельяну Ивановичу. Господи, как произвел ты меня на свет свой, так и прими меня обратно. Если ты есть, то за жизнь каждого, кого ты на свет выпустил, несёшь ответственность, сам перед собой».
Восемнадцатого июля атамана, каторжника и полковника мятежного войска, бунтовщика Афанасия Тимофеевича Соколова-Хлопушу казнили в Оренбурге.
В постановлении было определено: «Одеть на него погребальный саван. Вести его в оном к эшафоту на городской площади. Отсечь голову. Для вечного зрения посадить на кол. После оного, тело предать земле».
После казни ещё некоторое время голова ближнего человека «Императора Петра Фёдоровича» смотрела на жителей Оренбурга, находясь отдельно от своего тела, со спокойным выражением лица. Пугая прохожих и напоминая о бренности жизни. На лице не было ни сожаления, ни горести. Оно было уравновешенным и спокойным. Устала голова от этой тяжёлой жизни. От скитаний, несправедливостей и горестей.
На следующий день, после казни, проходя мимо, остановился рядом с ней коллежский асессор Скворец Иван Михайлович, что прибыл из из Санкт-Петербурга для допроса бывшего атамана Хлопуши. Стал важно, опираясь на трость, посмотрел презрительно и важно. Плюнул и растер правой ногой, свой плевок. Погрозил тростью отрубленной голове.
Только вдруг глаза его расширились от испуга, руки задрожали, а сам он упал на колени и завопил: «Свят, свят! Голова улыбнулась мне. Спасите люди добрые, помогите!»
После чего он начал кататься по грязной земле и кричать непонятные вещи с пеной у рта. Так и катался пока не забрали его служивые люди губернаторской стражи, и не унесли в общественное присутствие. Долго его обхаживали доктора, да всё безрезультатно, не помогало ему ничего от падучей и болезней в голове. Церковь привлекли, но и та не помогла. Так и оправили коллежского асессора обратно, в Санкт-Петербург, под конвоем. Говорили многие, что блаженным он стал. Вырубил из чурбака деревянную голову, и ходил с ней по улицам Северной столицы. Так и ходил, как нянька с младенцем, пока Господь его не прибрал.
Глава 15 Тайна Финагеновых. Незаконная коммерция
Взяв полицейского извозчика, Тулин и Кротов направились на Арбатскую сторону. Там располагалась лавка ювелира и дом где он жил. Необходимо было учинить допрос по новым обстоятельствам. Прибыв на место, заслушали надзирателя, обеспечивающего охрану дома. Тот заверил, что накануне вечером, свою лавку, Финагенов прикрыл на час раньше. Закрылся в доме один. Посетителей у него не было. Дом младшего брата был похож на тот, что принадлежал старшему. Хотя был несколько меньше и более скромен. Первый этаж здания также имел два входа. Над одним из них висела вывеска, как две капли воды похожая на вывеску в Тверской части: «Ювелирная лавка Финагенова. Изделия из золота, серебра и других металлов. Работы с бриллиантами и жемчугом. Всё что угодно дамам и господам».