— Да, товарищ Бэрбуц. Согласно вашим указаниям.
— Не моим указаниям, а указаниям партии! И вы тоже здесь находитесь как член партии, который должен защищать ее интересы. Нельзя ни скромничать, ни робеть. Разоблачение — это ваша заслуга, и мы это ценим.
Думитриу, высокий, очень худой человек с лоснящимися волосами, внимательно слушал его.
— Вы подготовили выступления товарищей?
— Да. Но не знаю, подходящих ли… Мне было очень трудно проводить здесь работу. У Герасима много друзей.
— А вы думали, что классовая борьба — это игрушки! — и Бэрбуц резко засмеялся. — Ну, а теперь идите в зал.
Бэрбуц закурил и задумчиво посмотрел в окно. Стеклянные крыши зданий сверкали в ярком, но каком-то усталом, ленивом и мягком свете солнца. Каждый раз, глядя на громады фабричных корпусов, Бэрбуц испытывал почти благоговейный трепет, как когда-то в детстве при виде величественных колонн католического собора, их дрожащих теней. Церкви ему никогда не нравились: он чувствовал себя маленьким, раздавленным, ощущал всю ничтожность человека перед лицом истории. Поэтому Бэрбуц редко ходил в церковь. Его раздражала убийственная монотонность молитв, которая берет тебя в плен, душит твои мысли, все твое существо. Точно так же и движения рабочих, такие же механические, как движения станков, пугали его, заставляли чувствовать себя неловко, точно он попал в какой-то чужой, негостеприимный город.
Бэрбуц с нетерпением ожидал начала собрания. Думитриу он ничего не рассказал о брате Герасима. Он оставил это себе как последний козырь, на случай, если придется вмешаться самому, чтобы разоблачить Герасима. Рабочим нечего будет возразить, когда они услышат, что у Герасима брат — кулак и родственники сидят в тюрьме за спекуляцию, как враги существующего строя. Бэрбуц осмотрелся вокруг с превосходством уверенного в себе человека.
Появился Жилован, секретарь партийной организации цеха, он пригласил всех на собрание. Бэрбуц вошел с озабоченным видом и сел среди рабочих.
Дудэу с досадой посмотрел на него. Зачем надо было приглашать на собрание посторонних? Вот, например, этого невысокого человека, который уселся рядом и все молчит. Костюм на нем из тонкого серого сукна. Сразу видно, что он первый раз на фабрике.
Незнакомец улыбнулся ему, и Дудэу смутился, так как не знал, как на это ответить. Что надо этому человеку? Он отвернулся, но незнакомец потянул его за рукав:
— Который здесь товарищ Герасим? -
Дудэу кивнул головой в сторону Герасима.
— Я так и думал. А тот, что сидит слева от него, — это товарищ Трифан, который живет на Цветочной улице, 14?
Теперь Дудэу кивнул утвердительно и внимательно посмотрел на говорившего: глаза у него веселые, голубые, а лицо усталое. Правда, незнакомец старался это скрыть, но Дудэу обмануть трудно. Не успел еще Дудэу подумать, «Кто же это такой?», как поднялся Жилован.
— Мы открываем внеочередное общее собрание ячейки номер четыре прядильного цеха, на котором присутствуют и члены партии других партийных ячеек фабрики. Мы приветствуем находящегося среди нас товарища Бэрбуца, члена уездного комитета.
Все встали, чтобы лучше рассмотреть Бэрбуца.
— Который это? — спросил незнакомец. — Тот, что сидит в первом ряду?
— Да, — ответил Дудэу.
Когда стихли аплодисменты, Жилован — продолжал:
— Мы также приветствуем находящегося среди нас товарища Думитриу, инструктора уездного комитета.
Похлопали и ему. Жилован взял со стола листок бумаги и прочел повестку дня:
— Первый вопрос, — сказал он громко, и в голосе его послышался металл, — обсуждение непартийного поведения товарища Герасима. Второй вопрос — выводы, которые будут сделаны товарищем Бэрбуцем. Слово предоставляется товарищу Думитриу.
Думитриу подошел к столу и налил в стакан воды.
— Товарищи, — начал он. (Он шепелявил и от волнения немножко заикался.) — Не случайно это заседание происходит именно на вашей фабрике. Нет, не случайно, говорю я, потому что здесь уже давно, сразу после окончания войны, создалась нездоровая атмосфера узкого, местнического патриотизма. И эти настроения, к сожалению, все разрастаются. Я могу привести конкретные факты. Совсем случайно я узнал, что в этот самый момент товарищи Трифан и Поп должны были бы присутствовать на гораздо более важном заседании местной комиссии по вопросу о снабжении фабрики хлопком — сырьем, без которого, и вы это знаете лучше меня, фабрика мертва. Я мог бы привести еще примеры, но не следует спешить, разрешая вопрос, ради которого мы здесь собрались.