Она взглянула на меня, проверяя реакцию. Может, ожидала, что я что-то отвечу. Но ответить мне было нечего.
— За время обучения зафиксировано твое участие в двадцати восьми драках. Плюс отсутствие неформальных контактов с другими учениками. Плюс отказ от посещений штатного школьного психолога. Этого вполне хватило, чтобы Система оценивала тебя, как потенциально опасный элемент.
— Это интернат. Там все д-дерутся. И я никогда не начинал п-первым.
— При твоих физических данных удивительно, что кто-то осмеливается на тебя нападать.
Я лишь натянуто улыбнулся.
Во-первых, я не всегда был таким. До шести с половиной футов я вымахал буквально за последние два года. А мускулатура… В интернате был обязательный минимум часов на занятия спортом. В основном все рубились в стритбол, футбик или прочие командные игры, которые я терпеть не мог. С четырнадцати лет, когда разрешили выбирать направление, я выбрал тренажерный зал. Не самый популярный сейчас вид спорта. Зато тягать железо можно и в одиночестве, и это меня устраивало.
Ну, а во-вторых, такие, как Марко Марино, никогда не нападают один на один.
— Ты, конечно, прав. У других учеников тоже штрафных очков хватает. Тебе просто нечем их уравновешивать. В твоем досье пометка «Недостаток данных». Так бывает, когда Система получает слишком мало входящей информации. И, к слову, Система расценивает подобную скрытность как еще один негативный фактор.
— Почему у нее недостаток д-данных?
— А вот это уже у тебя надо спросить. Система считывает информацию откуда только можно. В том числе анализирует поведение каждого гражданина в Сети. Что смотришь, в какие игры играешь, какие поисковые запросы делаешь, как реагируешь при просмотре интерактивных видео…
Да уж. А я все свободное время книжки читаю или смотрю старые фильмы. Для Системы я слепое пятно.
— Огромное значение имеет и социальное взаимодействие. Система анализирует круг твоих знакомых, коллег, друзей. И если они имеют хороший рейтинг, это идет тебе в плюс. Понимаешь, к чему я клоню? Хочешь поправить свое положение — вылезай из раковины.
— Вы серьезно? — огрызнулся я, скривившись так, будто с отвращением выплевывал эти слова.
Прозвучало, наверное, резковато, но я и правда не ожидал, что она начнет мне втирать те же самые нравоучения, что и интернатские преподы. Больше общайся с другими учениками. Заведи друзей. Сотрудничай с администрацией. Участвуй в общественной жизни класса. Делись своими переживаниями с психологом. В общем, будь как все, и зарабатывай гребаные очки.
Самое смешное, что на практике окружающие делали все для того, чтобы мне захотелось, наоборот, поглубже забраться в эту свою раковину, а на верхушку панциря еще и установить турель с пулеметом.
Джулия, к счастью, не обиделась на меня за эту вспышку.
— Откуда у тебя этот ожог на шее? — спросила она, меняя тему.
— Не помню, — буркнул я, поправляя ворот куртки так, чтобы прикрыть уродливое серое пятно, идущее от левого уха к ключице. — Маленький был.
Шрам этот был у меня всегда и получил я его, скорее всего, в том же пожаре, в котором погибли мои родители. Это самые ранние мои воспоминания из детства, и они до сих пор иногда возвращаются в кошмарах. Особенно одна сцена. Охваченный пламенем дверной проем, будто портал в ад. Там, за ним — чьи-то крики, топот ног и клубы черного едкого дыма. И чья-то рука с блестящим кольцом на безымянном пальце, бессильно скребущая ногтями по полу.
— Понятно. Очень мутная история. Судя по досье, ты не отказник. Ну, допустим, родители умерли. Но странно, что не нашлось других родственников. Информация по этому поводу закрыта, но я попробую сделать запрос. Если ты, конечно, хочешь найти кого-нибудь из родни.
От этого вопроса я оцепенел. Хочу ли я? Она еще спрашивает?!
Когда я немного подрос и научился пользоваться Сетью, я принялся забрасывать поисковик запросами о пожарах, произошедших в городе за последние годы. Пересмотрел кучу видео с репортажами. Сам вид огня меня тогда пугал до чертиков, но я раз за разом заставлял себя смотреть на все это, надеясь увидеть или услышать что-то знакомое. Что-то, что наведет меня хоть на какую-то информацию о том, кем были мои родители.
От волнения глотку мою перехватило спазмом, так что вместо ответа я лишь кивнул.
У учителей на мои расспросы о родне всегда был один ответ — нет данных. А мой повышенный интерес к теме пожаров был истолкован превратно. Не удивлюсь, если в отчетах психолога указано, что я какой-нибудь скрытый пироманьяк или что-то в этом роде. Я вообще думаю, что в моем нынешнем положении процентов на восемьдесят — вина Баумгартена. У него была возможность влиять на мой рейтинг, и он ей пользовался. Осторожно, методично, не вызывая подозрений, постепенно выстраивал в своих отчетах нужную ему картину. Мстил мне за ту историю, произошедшую шесть лет назад.