Промо-ролик «Наследия» сменился рекламой женских средств гигиены. Я раздраженно дернул рукой, пытаясь смахнуть изображение с экрана. Но сенсоры на табло работали хреново. Похоже, тут даже система распознавания пола и возраста зрителя барахлила, иначе бы мне не показывали нерелевантный контент.
Полицейская киберпантера повернула ко мне голову, отреагировав на резкое движение. Не увидев угрозы, снова замерла.
Мимо торопливо прошел мистер Чапман, директор интерната. Его шаги было слышно издалека — каблуки звонко щелкали по твердому напольному покрытию, будто дамские шпильки. На меня он взглянул мельком — как всегда, с таким видом, будто я взял с подноса последнюю плюшку, на которую он тоже имел планы. Тут же скрылся за дверями.
Похоже, в актовом зале все закончилось. Я коснулся левого запястья, вызывая голографическое меню своего ИЧ — идентификационного чипа. Поле с показателем социального рейтинга до сих пор было неактивным. Выходит, пропустил я торжественное событие. Не нырнул в эту рамку, украшенную воздушными шарами, не получил свою толику жиденьких аплодисментов…
А, плевать.
— Зайди, Террел, — выглянув из кабинета, коротко бросила Джулия.
На этот раз она была без шлема. Под ним оказались коротко остриженные волосы, уложенные в модную сейчас прическу — левая сторона головы выбрита почти под ноль, обнажая матовые пластинки НКИ — нейрокомпьютерного интерфейса. Это имплант, по сути, соединяющий портативный компьютер напрямую с мозгом. Довольно дорогая штука, зато дающая огромные преимущества при выборе профессии. Странно. Полицейским НКИ необязателен. Обычно он у людей повыше статусом — от В-4 и выше…
В коротком ершике волос слева у Джулии были пробриты узкие горизонтальные полоски, перекликающиеся с дизайном НКИ. Волосы справа спадали набок густой двухцветной прядью — черной с полосками серебристо-серого. В тон светло-серым глазам.
А ведь красивая, черт возьми. Только выражение лица слишком уж жесткое, не женственное. И правда молодая. Едва ли старше двадцати пяти.
— Побыстрее, пожалуйста, — поторопила она, увидев, что я замешкался.
Я кивнул и проследовал за ней в кабинет.
Глава 3
Когда пытаются узнать человека поближе, обычно интересуются, что он любит. Какую музыку слушает, что предпочитает на завтрак, чем занимается в свободное время.
По-моему, это полная хрень. Хочешь по-настоящему понять человека — узнай, что он ненавидит. Ненависть куда более сильное чувство. Более яркое, живучее, искреннее. Предпочтения легко навязать. Ненависть обычно идет изнутри. Она по-настоящему индивидуальна.
Я, к примеру, ненавижу этот город. И этот убогий интернат. Старое, рассыпающееся от сырости здание в глубине желтой зоны, у самого побережья. Если выбраться на пожарную лестницу на восточной стороне, можно поплевать вниз, в загаженную морскую воду, колыхающуюся между толстых бетонных свай и почти полностью скрытую слоем плавучего мусора. Серая зловонная громада мусороперерабатывающего завода высится буквально в соседнем квартале. Но, странное дело, его близость лишь увеличивает количество отходов вокруг, хотя должно быть наоборот. Впрочем, чего удивляться. Мусор сюда тащат со всего города, от самой синей зоны, и местный перерабатывают в последнюю очередь. Если вообще до него доходит черед.
А еще я ненавижу этот кабинет, в котором мне доводилось бывать куда чаще, чем хотелось бы. Вид его хозяина, мистера Чапмана, тоже не вызывает радостных чувств. Тот еще скользкий тип с зализанными назад блестящими, будто мокрыми волосами и мерзкой щеточкой усов над губой и фигурной, тщательно подбриваемой каждый день бородкой.
Я не боюсь его. Но я не дурак и прекрасно понимаю, что здесь он царь и бог, и от него очень многое зависит. Я даже рад, что обучение закончилось, а значит, и его власть надо мной.
Но больше всего в жизни я ненавижу лицемерие. А здесь им, кажется, пропитан каждый сантиметр. Будто бы лицемерие регулярно завозят сюда, расфасованное в здоровенные герметичные мешки, и потом через систему вентиляции распыляют по всему зданию. Укрыться от него невозможно, оно въелось в сами стены.
Чапман жестом пригласил меня присесть на стул напротив его стола. Очень знакомый стул, сидеть на котором мне доводилось довольно часто.
— Знакомься, Фрост, это офицер Джулия Харрис, — указал он на расположившуюся у окна полицейскую.