А весь карантин стоял и учил правила. Стоял и зубрил целый день в серых квадратах что-то, откровенно говоря, серое и неудобоваримое. Ноги держали вместе, а если кто-нибудь выходил из своего квадрата, то сразу начинал приседать и получать пинки по яйцам. А Кузя орал:
– Яйца у тебя большие! Не можешь ноги вместе держать!
Сразу всех приучали, чтобы везде, где зек встречается с администрацией, он держал ноги вместе как оловянный солдатик. И всегда, прежде чем начать разговор, выкрикивал: «Разрешите!».
Вот такие нехитрые психологические трюки, ну а в противном случае: каптёрка, матрас, мешок на голову и дальнейшие спецэффекты. А ведь зеки могли и махнуть рукой на член, а потом жить спокойно. Но что-то труднообъяснимое и высокое удерживало их от такого «искушения». Любой человек всегда выше и чище той грязи, куда его пытаются затолкать. Ну, а козы работали: всё высматривали, запугивали как в 37-м году, заставляли следить и стучать друг на друга, разделяли живых людей по мастям: петушки к петушкам, гребешки к гребешкам, а раковые шейки отдельно. Против зеков целые институты работали, чтобы они не были едины. Так проще управлять стадом. Каждая зона – это наше общество в миниатюре, вот и проводили опыты над зеками, а потом внедряли свои разработки в жизнь. Зеки – самый лучший и самый дешёвый материал для опытов. За них даже платить не надо, как за кроликов. Никак иначе Ваня не мог объяснить себе происходящее на его глазах безобразие.
Ну, а пока надо было во чтобы то ни стало освободиться и остаться человеком, сохранить то человеческое, что есть в сердце каждого, даже самого отъявленного индивидуума. Не стоит размениваться на посулы, чтобы им было легче управлять нами. Ну а зекам-предателям рано или поздно придётся за всё рассчитываться. Придёт и для них «покаянный час».
А пока Ване, Бенди и Жуку приходилось терпеть, весь день стоя, или приседания и зубрёжка казуистических правил внутреннего распорядка.
От длительного стояния ноги стали пухнуть, и просто невозможно было дождаться, когда закончится день. Хотелось лечь, не двигаться и не думать. Но этот день, казалось, тянулся бесконечно.
Весь этап собрали и повели на медосмотр: анализы, снимки лёгких, у кого какие жалобы. С медсанчасти всех прочих зеков убирали, занимались только карантином. Тут Ваня наконец-то словился с Гошей, и тот посоветовал:
– Надо терпеть. Это все проходят. Не надо выделяться, чтобы на тебе не заостряли внимание козлы.
Ну, а что он ещё мог посоветовать, если сам был в их рядах? Ему позволили за короткий срок проявить себя, вот он и «проявлял», показывая свои не самые лучшие качества.
Пока Жук делал снимок, они стояли с Бенди у кабинета флюорографии и разговаривали. Остальные этапники проходили других врачей, а Гоша смотрел за ними. Вышел врач-рентгенолог, и они с Гошей начали говорить о своём, а Ваня в это время облокотился о стену. На уровне рук стена была мозаичная из стёклышек. Ваня держался за эту стену, смотрел и слушал беседу рентгенолога с Гошей. Очнулся он только тогда, когда этот рентгенолог заорал, собирая коз. Те оперативно сбежались.
Оказалось, что Ваня случайно задел руками реставрируемую часть стены, и стёклышки посыпались на пол. Всё произошло совершенно случайно, без всякого злого умысла.
Но рентгенолог (который, скорее всего, по совместительству был и ОБешником) всё произошедшее исказил и представил в таком свете, что Ваня специально обламывал стёклышки от мозаики, чтобы вскрыть себе вены и устроить акт неповиновения. Ваня был потрясён таким непредвиденным вероломством.
– Да нет, нет. Я ничего не хотел.
Но было уже поздно. Вот и «не выделяйся»! Живо сбежались все козлы и с карантина, и с МСЧ. Ваню скрутили, начали обшаривать карманы, чтобы он там не спрятал осколки. Началось следствие по ложному доносу наследника Гиппократовских традиций и заветов. Тут же шмонали и Бенди. Жук вовремя удачно ушёл на снимки от всего этого откровенного блядства. А вот Ваня и Бенди попали п…. водоворот. Но всё же им дали возможность сделать снимки и стаи быстро собирать всех в карантин.
Да, денёк оказался насыщен содержательными событиями! На «семёрке» каждый зек проживал за один день полжизни, и те, кому удавалось, наконец, выбраться на свободу были уже в глубине сознания глубокими стариками. От окружающего их дебилизма этапники психологически уставали до предела.
В карантине козы и ОБешники устроили очередную показательную экзекуцию, вследствие которой Ваня потерял сразу два зуба. ОБешник Казах не смог поставить его на колени, посадил на корточки и со степной яростью бил его по лицу, сбивая с ног. После этого Ване и Бенди пришлось обхватить друг друга за плечи и приседать до изнеможения. Жук смотрел на это и еле сдерживал своё негодование и внутреннюю боль. А Кузя, Макс и Солдат сразу же начали над ним издеваться.
– Что, жалко их?
– Да. – ответил Жук.
– Ну, давай, приседай с ними.
Жук молча обхватил за плечи своих друзей, начал приседать вместе с ними и считать вслух.
Ноги гудели и опухали, но всё равно надо приседать и молчать об этом: сразу засмеют и ещё больше будут издеваться. У окровавленного Вани состояние было совсем отвратительным. Жить не хотелось. Внутри него всё давно умерло… Но надо жить, жить любой ценой.
Вечером перед отбоем «воспитатели» дотошно проверяли, кто из этапников что выучил. Они методично приучали своих подопечных к послушанию: «Разрешите в туалет?», «Разрешите в столовую?», «Разрешите на улицу?». Когда все выходили куда-нибудь из карантина, то поворачивались к выходу и хором орали: «Разрешите!». Учились выбегать и строиться за 10 секунд. Ваня всегда в душе посмеивался над сопутствующим этому столпотворением. Если кто-то из руководства заходил в карантин, его приветствовали единым голосом: «Здравствуйте!», а при уходе: «До свидания!». И так, стоя в квадрате, весь день: «Разрешите! Здравствуйте! До свидания! Никак нет! Разрешите!».
Кузя постоянно вдалбливал этапникам, что больше ничего знать не нужно, думать не надо, вопросы не задавать. Словом, из каждого человека пытались вытравить остатки человеческого и превратить его в тупое растение. Методично стирали в каждом его прежнюю личность. Словом, зомбировали основательно: так легче управлять.
Перед отбоем, чтобы этапники слишком уж не унывали, выстроили всех в коридоре справа и слева. Козы включили радио.
– Ну, давайте, показывайте нам сценки. Каждый – по пять минут. Слева направо! Первый пошёл! Второй приготовиться!
И начался самодеятельный концерт: кто рассказывал анекдот, кто исполнял танец, кто, сквозь слёзы, пел песню… Словом, кто во что горазд.
Дошла очередь и до Вани. А что лучшего он мог придумать? – Вышел на середину и затянул песню: «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг», текст он знал плохо, поэтому вскоре вернулся в строй. Следующим пошёл Бенди и запел ту же саму песню.
Солдат отреагировал сразу на такое вольнолюбие:
– А, не сдаётесь значит! Ну-ну! Посмотрим. Ещё две недели не будете сдаваться, а потом два месяца в карантине, и опять будете не сдаваться!
В общем, эти два настырных типа, Ваня и Бенди, в очередной раз попали на заметку. Вечером Солдат докладывал об упрямстве двух челябинских парней самому Мясникову, зам.начальника по БиОР. Тот, на основании этого доклада, проинструктировал своего добровольного сотрудника:
– А это же твои земляки? Вот и работай с ними, чтобы были тише воды, ниже травы. Завтра я подумаю, что с ними делать. Загружайте их работой, чтобы к концу этапа были шёлковые!
Мясников (или просто «Мясо») для поддержания порядка в колонии использовал все доступные дозволенные и недозволенные методы.
Мясо – конкретный трудоголик. Он постоянно находился на работе, потому что только здесь он ощущал полноту своей власти. Только здесь его боялись и тряслись перед его зловещим образом. Вне работы он ничем не отличался от основной массы населения, ничего сверхъестественного никто в нём не замечал, ну и относились все там, на воле, к нему, как к обычному, серому и невзрачному человечку. А вот в зоне у него вырастали и распускались крылья, он сознавал себя чуть ли не фараоном египетским. На людей смотрел презрительно и свысока. Ведь судьба же вознесла его на эту вершину не просто так, и он управлял и властвовал с неистовым и сладострастным наслаждением, как и поступают всегда и другие… ограниченные мелкие людишки. Он сам выбрал себе такую судьбу. Ни друзей, ни близких, ни любимых у него не было, одни подчинённые и эта… шушера, зеки. Если он говорил «фас!», то его подчинённые сразу бросались рвать помеченного его державной рукой зека. Козлоблок был выдрессирован у него весьма досконально. Эта сорная публика только за его высокое расположение готова была броситься и в огонь, и в воду. Да и их собственная судьба была в его руках. Он для них – царь и бог, привыкший властвовать над жалкими душонками: казнить и миловать.