– Ну чё, мразь, очухалась шлюха? Восстала? – и опять пакет.
Ваня то терял сознание, то снова приходил в себя.
– А сейчас ты ещё и сосать будешь!
Ваня из всех сил, как мог, вёл с ними борьбу и сопротивлялся. Пот лил с него градом, кровавые сопли хлестали из носа, изо рта пошла пена…
Ваня уже думал, что всё, и сейчас его замастят…
– Ну, суки, только попробуйте! Я потом при всех вас замащу!
– Да что ты можешь, животное?
– Нассу в бутылку и всех вас оболью, сучки поганые!
И опять пакет. Держали до последнего, пока Ваня не терял сознание. Но мастить не стали (Да и санкции от Мяса, видимо, у них не было). Когда у Вани не осталось уже никаких сил, его подняли и привязали к решётке, руки и ноги стянули так, что невозможно было шелохнуться, а на глаза натянули шапку. Устрашающая акция уже давно перевалила за свой апогей.
– А сейчас, животное, ты будешь висеть до тех пор, пока не вспомнишь своё женское имя!
Пока Ваня не видел никого, побили его ещё немного (тоже утомились, бедненькие… сволочи) и оставили висеть на решётке. Вот и началось очередное испытание. Но и его надо было выдержать.
Самым невыносимым в этом положении было для Вани то, что чёрная шапка на глазах погрузила его в абсолютную тьму. И когда кто-нибудь подходил к нему, он ничего не видел и не знал, что можно ожидать. Как ни старался он мысленно проникнуть через эту чёрную стену, ночь и тьма окружали его постоянно. Это очень его дезориентировало, но надо было терпеть.
Бенди, после их прихода, был уже не нужен. Стирка отменялась. Да она и не нужна была вовсе. Ему надавали шматок по лицу, чтобы не забывался, и поставили ко всем в строй.
А Ваня продолжал висеть, потеть и скрипеть зубами, но терпел. Его приговорили на сутки «в воспитательных целях», но он не знал об этом и надеялся, что козы придут и развяжут его, наконец. А пока приходилось висеть и тренировать своё терпение. Как хорошо, что он вовремя бросил курить, а то никотиновый голод мог бы сыграть с ним злую шутку: он всё-таки тоже немало влияет на психику.
Время тянулось до того медленно, что хотелось закричать. Но вряд ли его кто-нибудь услышит, а если и услышат, то на помощь уж точно не прибегут. Неужели руководство не знает, что здесь происходит? – Всё знает. Оно это и благословляет, а суки только исполняют. Кому-то очень нужно, чтобы все были покорными…
Вот и распяли нашего Ваню как Иисуса, только не на кресте, а на решётке. Одному на голову венец, а другому – шапку непроницаемую (А всё-таки в саду у родного дяди притворяться мёртвым было немного полегче).
Зато слух у Вани неожиданно обострился, и он слышал даже малейший шорох. Он висел и надеялся, что когда-нибудь наконец его снимут.
А в это время Жук и Бенди очень переживали за своего друга. Козы молчали, но всю свою злость выплеснули именно на Бенди. Когда тот спросил, где Ваня, Кузя тут же это использовал.
– Чё, мразь, переживаешь? О себе подумай лучше. Давай триста приседаний!
И Бенди, истекая потом, выполнял этот иезуитский план. Он весь был одним сосудом ненависти. Как ему хотелось уничтожить этих сук! Но он понимал: не будет этих, сразу найдутся другие, готовые жопу рвать, лишь бы угодить руководству.
Ваня продолжал висеть, но напряжением последнего остатка сил, всё же попробовал хоть немного освободиться, и это ему частично удалось: он смог почти освободить одну руку. И сразу же в его голове созрел план: освободиться от пут полностью, вооружиться какими-нибудь палками, забаррикадироваться и держать оборону, найти подходящую дубину, молоток или ещё что-нибудь покруче: здесь же идут ремонтные работы и можно будет отыскать и что-нибудь острое. Ваня прислушался: вокруг вроде бы тишина. Он с новыми силами попробовал разорвать режущие руки и ноги верёвки. С каждым рывком, с каждым сверхнапряжённым усилием, они всё больше растягивались. Свобода была уже близка…
Но – не судьба. Козы пришли его «попроведывать» и увидели, что одна рука у Вани почти уже свободна. Сразу устроили внеочередную экзекуцию, со всех сторон метелили по висящему на решётке обессиленному Ваниному телу. А ему не видно ничего: кто бьёт, кто и куда готовится нанести удар. Особенно Ваню мучило и раздражало то, что сдачи дать своим истязателям он не может.
– Макс, затяни его так, чтобы рук не чувствовал! – отдал указание невидимый Солдат.
И действительно, перетянули верёвки так, что ни руки, ни ноги совсем уже не ощущались.
– Давай виси и исправляйся. А мы пойдём покушаем. Ходите, смотрите его, чтобы не убёг! Ха-ха-ха!
И снова медленно потянулось время. Психические и физические возможности человека имеют свой предел. Но Ваня вздыхал, кряхтел из-за неудобной позы… и всё-таки снова попытался растянуть верёвки, хотя бы для того, чтобы было немного легче висеть. Помощи ему ждать неоткуда.
Когда Кузя пришёл в очередной раз проверить, не развязал ли Ваня свои путы, тот спросил его о Гере: «Знаешь такого?».
– Да, но он уехал на тубзону. А что, он твой друг?
– Да нет, просто знакомый.
– Тоже прошёл здесь прожарку, но держался молодцом. Но тебе, Ваня, он бы всё равно не помог. По тебе решает руководство. Как решит, так и будет. Молись, чтобы решили положительно – будешь жить, а нет, так поедешь в гарем. Мы тебе тут устроим, как идти против…
На этом их разговор закончился. Кузя ушёл, а Ваня продолжил висеть в абсолютной темноте. Его судьба уже не принадлежала ему самому. Она была в руках каких-то высших сил. Из откровений простоватого Кузи Ваня понял, что Администрация, именно она, организовала творящийся здесь беспредел и прекрасно осведомлена обо всём, но, на всякий случай, делает вид, что она «не в курсе», чтобы, в случае необходимости, свалить всю ответственность на опекаемых ею коз.
Подвешенный человек – так, никто, просто замученное мучное чучело. К вечеру ноги и руки у Вани сильно отекли, казалось, что сил для того чтобы висеть не осталось никаких. Да и в голове постоянно колотился какой-то горячечный кавардак.
Однажды из коридора донеслись до него знакомые голоса. Говорили о нём. Подловатый издевательский Гошин голосок он не забудет никогда.
– Кентишёк! Ёк-ёк-ёк! Крепись!
И под общий дружный хохот гопкомпания «избранных» козлов удалилась. Они где-то недалеко занимались спортом и, проходя мимо висящего Вани, не оставили его без внимания. Эти издевательские насмешливые слова бывшего «друга» Ваня будет помнить долго. Было горько и обидно и за себя, и за так называемую дружбу. Но он получил хороший урок. Такова жизнь – она постоянно нас учит.
(С этого момента Ваня никогда уже не верил ни одному молящемуся и бьющему поклоны лицемеру. Ему навсегда опротивели их постные плутоватые рожи).
В реальной вольной жизни такого не изведаешь никогда: там другие отношения между людьми, другие законы и правила, другие, не такие скорбные как здесь, уроки.
А пока надо терпеть и держаться. Эти гады только и ждут, когда он начнёт умолять их об освобождении и будет согласен на все их правила. Недавно, кто-то из рядовых коз ляпнул ему, что были до него и такие герои, которые висели по четверо суток. А для него этот тяжкий искус только начинается. Интересно, сколько суток он сможет выдержать? Одно он твёрдо знал, что висеть ему придётся до конца. Но он никогда не будет просить пощады…
Россия-матушка храпит,
Не знает, что в тюрьме висит
Над родиной распятый Зек,
Который… тоже человек.
Незаметно наступила ночь. Теперь ещё и тишина окружила этот зловонный непроницаемый шапочный мрак. Никто не приходил справляться о нём (Интересно, сколько мучеников отправилось с этой решётки прямо в иной, более совершенный мир?). от всё возрастающей усталости Ваня находился в каком-то полубессознательном трансе. Тело его безвольно висело на решётке, а душа жила и летала в неизведанных пространствах. Иногда он приходил в себя, пытался растянуть верёвки, но причудливые образы снова появлялись в глубине сознания, и он опять улетал в чёрные дали.