В карантине Ваню встретили глаза Бенди и Жука. В них было столько боли, сострадания и понимания, что у Вани сразу полегчало на сердце. Он улыбнулся им уголками рта, показывая, что всё нормально. Просто надо находить в себе дополнительные силы и жить дальше, нести и это изуверское бремя. Как ему жалко было всех своих товарищей по этапу, как он хотел им помочь! Но как? Простая вспышка эмоций ничего не решит и ничего не исправит. Тут вся система продумана до мелочей, и все службы, О.Б., О.О. и прочие работают, не покладая рук, и вполне заслуженно жуют свою хлебную долю.
А Ваня… Нет, Ваня не смирился со своей судьбой, он только взял необходимый в существующих условиях временный тайм-аут. А пока нужно осмотреться, обдумать всё… и хотя бы выжить.
Но теперь, если кого-нибудь унижали или били рядом с ним, он смотрел на это спокойнее, он стал даже несколько равнодушнее к чужой боли. Неужели он тоже может стать таким же безжалостным к чужому горю как эти презираемые и ненавидимые им «казённые» суки?
А что, если все вокруг такие, и он попал сюда, чтобы стать похожим на них? Но из глубины его души тихий ободряющий голос совести шептал ему: «Нужно сохранить в себе хотя бы частицу человеческого, чтобы не превратиться в животное, пройти все испытания и остаться человеком. Это – главное!».
Ему очень хотелось лечь в постель, укрыться с головой от дневного света и никого не видеть. Это было несбыточной мечтой: надо было учить идиотские правила, придуманные одними идиотами для других… Пока он ещё не умер, но будет постепенно умирать каждый день. Сейчас он умирает в карантине, потом 6 месяцев в адаптации, а окончательно умрёт в каком-нибудь режимном отряде… Он от всей души пожелал своему бывшему сокамернику Антипу никогда сюда больше не вернуться…
Хорошо в таких условиях не курить вообще. Ваня видел, как мучаются зависимые зеки, и сочувствовал им, а те всяческими ухищрениями пытались покурить. Некоторые старались попасть на уборку прилегающих территорий. Особо одарённых козы неоднократно посылали на эту непыльную работёнку, и эти «счастливчики» после хозработ курили. А потом они постепенно приучались смотреть на всё происходящее по-другому. Они уже заглядывали козам в рот, кивали, поддакивали, заискивали перед ними, и даже покрикивали на таких же, как они сами, зеков. Конечно, их выделили из общей массы вполне сознательно, с определёнными целями, но они обольщались и такой мизерной привилегией. Им казалось, что они уже не простые, а какие-то особенные зеки. Ваня понимал, что это просто очередная иллюзия. Вскоре всем пришлось убедиться в этом.
Из каптёрки Кузя вытащил вещи этапников. На приёмке времени разбираться с ними не было, и все вещи были просто скиданы в кучу. Наконец очередь дошла и до них. Да и пора уже было вернуть этот нехитрый скарб его законным владельцам.
Кузя по одному звал этапников в каптёрку и одаривал карантинных обитателей их же собственными вещами. Всё тут зависело от его, Кузиного благоволения. И чтобы он ни попросил у «особо одарённых курильщиков», они сразу соглашались на его просьбу. Они вынуждены были удовлетворять все алчные поползновения Кузи: ведь в случае их отказа он мог обидеться и не вывести их покурить. Они уже готовы были плясать под козлиные дудки.
А многие другие зеки просто не хотели выделяться, а быть незаметными и молча ждать своего освобождения. Они тоже выполняли корыстные просьбы внештатного сотрудника Кузи. Вообще-то в создавшейся обстановке их можно было понять. Ваня и сам хотел, чтобы его поменьше замечали. Но его, наоборот, везде видели и всегда наблюдали за ним. Не мог, (а, может быть, не умел) затеряться он в серой зековской массе.
Когда Кузя позвал Ваню в каптёрку (вещевую), он самолично вытащил из груды сумок Ванину сумку, всё вытряхнул из неё и серьёзно, этак по-деловому, начал разбирать чужое имущество. Ваня ухмыльнулся и выдернул из рук Кузи свою сумку.
– Да у меня и самого руки есть. В помощи не нуждаюсь.
Кузе такой отпор явно не понравился, но он сдержался, понимая, что и его наглость должна иметь какие-то пределы. Возможно, именно его ненасытная алчность и подтолкнула его идти на эту работёнку. Глаза его буквально загорались при виде чужих вещичек.
Когда Ваня перекладывал в сумку свои вещи, Кузя, даже не выпрашивая, схватил дезодорант.
– Подари?
Ваня с нескрываемым презрением глянул на этого мелочного человечишку и ответил:
– Нет. У вас всё просто: «Отдай жену дяде, а сам иди к бляди». У меня всего один, и раздавать его нет никакой возможности.
Кузя завёлся с пол-оборота.
– Вот ты какой жадный!
– Ага! Но ничего с собой поделать не могу.
Но у кузи алчность явно превалировала над сообразительностью. Увидев добротные шерстяные носки, глазёнки его вспыхнули (Уважаемые вольные сограждане наши! Почаще заглядывайте в глазёнки своих начальников и прочих чиновников… И вы многое поймёте).
– Ну, хоть носочки подгони. У друга моего день рождения, а подарить нечего!
– Кузя! Он же не мой друг, а твой. – ответил Ваня и глянул на кровать, рядом с которой всё это происходило.
Чего только на ней не было! И всё «подарки» от предыдущих этапников. Вся кровать была завалена «добровольной данью» для загребущих козлиных лап. Ване вдруг так захотелось заехать сумкой в Кузину харю, но он всё-таки сумел сдержать свои эмоции. Но Кузя никак не мог успокоиться и попытался сыграть на своей незаменимости и важности.
– Обратишься ты ко мне…
– Нет, не обращусь. – отрубил Ваня.
Он понимал, что заимел себе ещё одного врага, который всячески будет ему пакостить. Ну и чёрт с ним! Без врагов жить спокойней, а с ними веселей!... кузя был вынужден уступить, и деловой суетой как-то смазать своё первое сегодняшнее фиаско.
– Давай, быстрей собирай свои манатки! Сейчас Начальник отряда придёт.
Его прибытие, действительно, ожидалось с самого утра. Первый раз увидел Ваня своего Начальника.
Пришёл, по-деловому всё осмотрел, собрал народ в КВР (телевизионке). Начался подробный опрос, заполнение анкет, психологических тестов, знакомство с разношёрстной и разновозрастной публикой, называемой в официальных документах «коллективом». На первый взгляд Начальник отряда казался здравым, воспитанным человеком, но за всей очевидностью чувствовалось влияние и некоторых местных факторов. Было заметно, что и он, подобно другим сотрудникам, зомбирован действующей системой, и о всех специфических методах воздействия на этапников он, конечно, знал (А по-другому здесь просто невозможно было выжить).
Он дал чёткие рекомендации всем новоприбывшим о необходимости строго выполнять все режимные требования администрации. «А то можно будет здесь за непослушание уехать в петушатник». – и как-то нездоро́во и даже болезненно рассмеявшись, начал рассказывать устрашающие, скабрёзные случаи из своей службы… Кого и как загнали в гарем, и как они становятся послушными от таких воспитательных мер. Как на «профбеседах» этапникам, которым уже за 50 лет, одевают на голову мешок, бьют, а потом мешок снимают, а перед носом зека болтается член, готовый к любым действиям насильственного характера. Начальнику отряда, видимо, было очень приятно рассказывать зекам о подобных случаях. С его лица не сходила какая-то явно ненормальная, сладострастная улыбка, как будто он сам имел удовольствие пройти подобную процедуру. Было заметно, что ему нравились подобные методы воспитания… Вот так представился этапникам начальник отряда Марков Андрей Александрович… А так вообще мужик ничего: любит хоккей, болеет за «Авангард» (Омичи все за него дружно болеют).