Гера подумал немного и согласился.
– Хорошо! Ваня, записывай!... Может быть, когда-нибудь и пригодится тебе…
Я сижу у окна
И мечтаю о прошлом:
Ты, наверно, одна
В окружении пошлом.
Не забыла ли ты
Как на острове, летом,
Целовала цветы
С сумасшедшим поэтом?
Как тебя на руках
Уносил он в пещеру,
Не за совесть, за страх
Обращал в свою веру.
От враждебных богов
Заслонял юным телом
И родительский кров,
И жемчужину в белом.
…Шелестели кусты,
И волна набегала…
Где же, милая, ты?
…И со мною что стало?
Это стихотворение вызвало у собравшейся в палате публики всеобщий восторг и дружное одобрение (Замурованных колючей проволокой зеков всегда интересует то, что… о женщинах).
А Гера лукаво посмотрел на Ивана, улыбнулся и спросил его:
– Это, Ваня, я сочинил на 7-ке. Догадываешься когда?
– Когда тебя…
– Правильно, Ваня, после того как меня пытали электрическим током, а потом ещё трое суток я отвисел на решётке…
– Гера, значит, электрический ток, кроме страданий, возбуждает ещё и поэтическое вдохновение?
– Именно так, уважаемые любители поэзии! (Почтительно обратился к своим слушателям, матёрым уголовника: ворам, бандитам, вымогателям, убийцам и прочим забубённым и навечно отмороженным типам, прикованный к лагерному одиночеству, никому неизвестный поэт Гера). Я тогда даже подумал, – тут Гера даже посмеялся над чем-то явно весёлым, – что хорошо бы наших столичных поэтов подбодрить к творческим успехам таким, электрическим способом…
– Ударить из розетки по мудям! – вставил балагур Жора.
Тут уж прогремел такой ураганный взрыв хохота, что проснулся единственный спавший пациент и сразу же присоединился к всеобщему веселью.
Гера, тоже заметно повеселевший, продолжил свои размышления об истоках поэтического творчества.
– А то у нас так называемые мэтры сначала полижут хорошенько хозяйский зад: «Партия нас к коммунизму ведёт, у нас за успехом – новый успех», а потом представятся убеждёнными демократами, вырядятся как пёстрые попугайчики и кривляются на сцене подобно молодым козликам… А если бы их подлечить немного электрическим током, они, может быть, и сотворили бы что-нибудь высокое, уровня, скажем: «Мой дядя самых честных правил» или «Печальный Демон, дух изгнанья»… Но столичные холуи хитрые и живучие, и оголённых электрических проводов вряд ли когда увидят…
Все помолчали немного, а потом дружно начали просить Геру почитать ещё что-нибудь. Гера колебался недолго… А слушатели уже и рты поразинули (Ждали, наверное, чего-нибудь такого пикантного, сладковатого… о мягких и податливых существах противоположного пола), но Гера, неукротимый боец и потрясатель догнивающих основ, думал совсем о другом…
Кто нам скажет последнее Слово,
Кто прочтёт роковой приговор?
Где для гордых костри́ще готово,
Если Гордый – убийца и вор?
Не дождётесь от нас покаянья,
Не услышите слёзной мольбы!
Мы разрушили все изваянья,
Сокрушили «святые» гробы,
Мы развеяли пепел дворцовый
На замызганных кровью полях
И разбили кресты и оковы
В закоснелых и чёрствых умах!
…А скотине приспичило что ли
Лобызанить хозяйскую плеть?
…Раз ещё подышать бы на воле
И в кровавом бою умереть!
Помолчали, загрустили поражённые в свои утомлённые сердца зеки… Добавить к прочитанному было нечего. Гера лёг на свою кровать и закутался в одеяло. Больничная публика уныло разбрелась по своим местам. Много общего было у этих людей, но каждый думал о своём…
Каждый вечер они находили новые, животрепещущие темы для разговоров. То христианство по косточкам разберут, то поспорят о крайних проявлениях ислама, то обсудят политическую и экономическую ситуацию в стране и мире, то коснутся далёкого от них института брака… И везде найдут множество поводов для критики. Недаром же палата у них была под номером шесть. И это тоже давало повод для искромётного лагерного юмора и печальных сарказмов обречённых на лечение каторжников.
Но в целом они не унывали, жили дружно, дискутировали взаимно любезно и с пользой проводили своё немереное время, заменившее им далёкое, но такое желанное пространство. Они лечились, отдыхали и набирались сил перед неизбежными новыми испытаниями.
Гера, как творческий человек и неистовый богоборец, иногда вдохновлялся так, что обрушивал на притихших «кружковцев» всё сметающие на своём пути лавины духовной ереси.
– Ты – человек. Ты многого не знаешь, но ты должен быть постоянно готов ко всему. Тебе же всё равно предстоит умереть, так умри сейчас, не угнетай свою душу безвольными страхами и не корми себя пустыми надеждами. Будь свободным, здравым и сильным. Не бойся ничего, будь достоин свободы. Будь тем, кем ты сам хочешь быть. Верь только самому себе. И не бойся попасть в так называемый Ад. Во-первых, потому что его, скорее всего, вообще не существует, а выдумали его только для того, чтобы дурачить и держать в повиновении доверчивые и малообразованные толпы народные, а, во-вторых, мы-то с вами давно уже находимся в реальном Административном Аду. Нам, братцы, терять уже нечего.
Но любопытный Ваня, несмотря на яростную Герину контрпропаганду, иногда ходил в клуб, когда в больницу («с благими целями», разумеется) приезжали представители различных религиозных конфессий: православные, служители Иеговы, баптисты и прочие проповедники и «спасители» рода человеческого.
Совершенно понятно, почему Администрация была заинтересована в таких «пастырских» визитах. Ей (как и всем прочим властям предержащим всех уровней) хотелось, чтобы зеки были терпеливыми, смиренными и как заблудшие овцы искали путь к спасению только в душе своей и в постоянных молитвах, возносимых к неведомо где пребывающим богам.
Конечно, многих малограмотных и легковерных больных, соблазнённых перспективой какой-то второй, дополнительной жизни, проповедники уводили за собой. Но когда подкованный разносторонними знаниями Ваня начинал спорить с ними, они сразу же просили его не приходить на их «исцелительные» проповеди.
Было совершенно очевидно, что в зону приезжали краснобаи далеко не первого ранга. Они просто талдычили подневольным пациентам больницы только то, что им, в свою очередь, наталдычили их духовные наставники. Глубоких знаний, даже и о христианстве, у этих «божьих» посланцев и в помине н е было. Стоило ступить один шаг в сторону, как эти проповедники с постными рожами тут же возвращались на старую, крепко вдолбленную в их мозги, колею.
И, конечно, именно по их просьбе Администрация, в конце концов, запретила завзятому спорщику Ивану посещать эти «духовные» сборища.
Но при этом Ваня обратил внимание на то, что сами сотрудники, приглашавшие проповедников с целью «духовного возрождения» в уголовной среде, их рассказы о «божественной благодати» не слушали, не верили им и только посмеивались втихую над «долгогривыми пузанами». Увы, недалеко наша страна во главе с кремлёвскими прихожанами уедет на ханжестве и лицемерии.
А «освобождённый» от религиозного просвещения Ваня с удвоенной энергией занялся самим собой. Немного восстановившись от последствий пыток и истязаний, доставшихся на его долю в 7-ке, Ваня с прежним энтузиазмом стал посещать спортивные мероприятия, читать библиотечные книги и вести философские диспуты со своим другом. Это было гораздо полезней, чем бубнить хвалебные молитвы иудейскому божку. Очень Ване хотелось во всём разобраться и стать более просвещённым человеком, обязанным каждый день делать, хоть и маленький, но шаг вперёд.
Ваня и Гера оба были просто безмерно рады, что они снова рядом. И у каждого есть друг, с которым можно поговорить хоть о чём, и он не выдаст, не предаст на любых «пристрастных» допросах, всегда готов помочь и протянуть руку помощи. Беседовали они чаще всего по вечерам, на прогулке, подальше от ушей разнородных, но, по сущности своей, одинаковых управляющих организаций.