Ваня и на этот раз думал, что, если бы все вели себя как Толя Карпенко и не боялись бы ничего, зеков никогда бы не сломали. Но Толю все считали почему-то крепко чокнутым, а себя – нормальными людьми. Но Толя плевал на общественное мнение, нормы и правила, а жил так, как умел: молился, расставлял везде иконы, отоваривался в магазине и, ничего не жалея, раздавал всё самым нуждающимся, лишённым всякой заботы зекам. Да, он был своеобразным, странным, но добрым и не жадным, вёл себя вызывающе, но всё понимал, не кривил душой и держался воровских устоев до конца. «Разве это плохо?» – думал Ваня. – «Мы все тут немножко сумасшедшие. Разве нормальные люди стали бы выполнять изуверские указания администрации 7-ки? А сучье гадьё только и радо было стараться и творило над своими же братьями самые невообразимые издевательства… И никто не считал себя чокнутым! Да и не видно что-то особо заметной грани между сумасшедшими и нормальными людьми. А вдруг всё наоборот? Сумасшедшие – это нормальные люди, а нормальные… Но живут же и в ус не дуют!».
Они, Толя и Ваня, часто беседовали по ночам обо всём насущном и Сущем. Толя проявлял себя в этих беседах как вполне эрудированный, глубоко мыслящий человек. Наверное, во всём лагере только один Ваня понимал его, а сам Толя понимал и глубоко уважал Ивана за его постоянные философские поиски. Вот так вдвоём, поглядывая на безучастную ко всему происходящему на Омской земле Луну, они посмеивались над всем, что творится в зоне и в остальном мире за колючей проволокой. Одни – явный дурачок, а другой, на первый взгляд, вполне нормальный. Но главное, они понимали друг друга.
На всё происходящее вокруг него, Толя поглядывал с язвительной усмешкой на лице, но фамилия у него была не Печорин, а Карпенко. Он навсегда оставил свой след в восприимчивой и сочувствующей душе Ивана. Да и все другие будут его долго помнить, потому что он не молчал как забитая овца и не юркал в щели от начальства как серая незаметная мышка. Вся Управа знала его за неукротимый характер. Только он, почётный пациент дурдома, мог во всеуслышание заявить:
– В рот я вас всех е…! а вашего начальника Корючего персонально! Дуры вы все и всё!
Вот и думай, кто у нас настоящий дурак: тот, кто всего боится и молчит всю свою жизнь, глядит на несправедливости и делает вид, что не замечает ничего, или тот, кто, как наш герой Толя Карпенко, режет правду-матку прямо в глаза всем, в том числе и ранжированным господам. Вот и разберись, у кого – Истина, а у кого – ложь…
Увезли из зоны 19 человек: Сороку, Васю, Космоса, Бурята, Белого, Лашу, Козюка, Саву, Иваненка и других ребят. А галдящую ораву зеков разогнали по отрядам. Последним уводили с поля битвы, как уже нетрудно догадаться, Толю Карпенко. Сопровождал его в «Стационар» дежурный помощник Нач.колонии Яровенко Д.Е. по прозвищу «Сикель». Вёл он себя по отношению к зекам крайне недостойно, за что и получил соответствующую кличку. Был он исполнительным и въедливым карьеристом. К зекам относился с нескрываемым презрением, ну и они платили ему той же монетой. Сикель, здоровенный мужик под 2 метра ростом, уводил Толю в стационар, а тот орал на всю зону: «А.У.Е.!».
Только к вечеру общезоновский ажиотаж немного поутих. Зеки шептались между собой и строили догадки, куда увезли их поводырей, старались даже не думать о том, что их могут отправить на 7-ку в СИ-3. Ведь половина из них были инвалидами II группы.
Зона притихла. Ещё бы! Вывезли весь костяк блат-комитета. Но в зоне оставалось ещё немало и другой братвы, на следующий же день собравшейся у колонийского магазина, расположенного в одном здании со «Стационаром». Ваня пошёл на сходняк и спросил у Песта, куда увезли ребят и что известно. Но ни Пест, ни другие участники партсобрания ничего не знали, только пожимали плечами и разводили руками.
На сходняке решили: за лагерь держаться и не отдавать его мусорам, а если будут давить, то объявить голодовку. Витя Пест доказывал:
– У нас есть ещё силы. Мы – больные, среди нас много ВИЧ-инфицированных «Турбовичей», а это – тоже оружие!
Все на что-то надеялись и взбадривали сами себя. Но Ваня по опыту Челябинской области знал, как быстро ломались даже самые блатные лагеря, потому что все там употребляли наркотики, дули брагу и водку, словом, любили больше покайфовать, чем заботиться о своей физической и духовной форме. В решающий момент сил для сопротивления у зеков оказалось явно маловато. И переломили всем хребты очень быстро. И тут тоже была повальная наркомания, следовательно, был уверен Иван, итог будет тот же самый.
– Ладно, я пошёл спать, ночью сторожить.
Они пожали руки и разошлись: Пест – на сходняк, а Ваня отправился к себе, и случайно увидел в окно, как Баха внимательно рассматривает участников сходняка и записывает что-то в блокнот. Буквально на следующий день Голец, как старшина был вызван к Бахе за указаниями. И сразу после этого ремонтные бригады начали отделять вход в магазин от стационара, чтобы зеки не могли напрямую через стационар попасть в магазин. Наварили дополнительные заборы, исключающие возможность зекам с 10-ки попасть на 3-ку за перекидами. В ШИЗО шёл полномасштабный ремонт. «Поле чудес» перепахали и действительно засадили баклажанами. Работа кипела повсеместно.
Каждое утро всё руководство радовало своим ранним приходом обитателей стационара и работало, работало не покладая рук своих. Обыски шли с утра до позднего вечера. Хорошо знакомая зекам однообразная рутина лагерной жизни.
Голец, недолго думая, решил, что вся эта неожиданная движуха ему на руку, и, рассказывая инвалидам рождественские сказки, начал собирать с них деньги якобы на ремонт, УДО и отрядные нужды (мог бы ещё и за осмотр какого-нибудь омского водопада мзду собирать).
Пока блатные притихли, он развёл бурную показную деятельность. Красили и перекрашивали заново буквально всё.
В стационаре чуть ли не жили инспектора Отдела безопасности. Они следили за полем чудес, чтобы не было перекидов (баклажаны там ещё не выросли до съедобных размеров). Сотрудники выбивались из сил, но продолжали работать: следили за всеми передвижениями и не давали зекам времени на расслабуху. Минус был только один: изолятор ремонтировался, и. следовательно, нарушителей садить было некуда. Но работа по «перевоспитанию» всё равно кипела. Энергично взялись за дело все службы: О.Б., О.О. и воспитательный отдел. Каждое утро из штаба доносились до внимательных зековских ушей крики Пучеглазого на нерадивых сотрудников. Он орал не щадя своего голоса, грозил увольнениями, словом, приводил их в тряску душевную.
А Голец в это время собирал денежки, ходил на свиданки каждый месяц, вкусно ел, а чтобы администрация ничего не учуяла, он красил и красил. Краской насквозь провонял весь «Стационар». «Хороший понт – те же деньги».
Администрация по инерции устроила охоту на курильщиков. В зоне постепенно, но перестали курить в палатах, ставить брагу, меньше стали играть и бегать за перекидами…
Все как-то сразу притихли, но оставались ещё недобитые смотряги и блатные, поддерживающие пока воровской ход. Они по-прежнему собирали «общее», но уже с оглядкой и явной осторожностью. Но руководство колонии и это не устраивало. Оно сделало очередной ход конём: собрали на этап Яценю, Курбана и Русю в такой день, когда этапа не должно было быть.
Курбан и Яценя стояли в дежурке с вещами и не могли понять, куда они едут на этот раз. Когда привели цыгана Русю, тот быстро сообразил, что к чему, а, может и узнал от кого-нибудь. Он был небольшого роста, но юркий и цепкий. Срок у него был небольшой, всего 15 лет. Наркоту он не употреблял, и хоть и был инвалидом, старался поддерживать физическую форму в весьма туманной надежде дожить до конца своего срока. Он не хотел уезжать ещё и потому, что боялся потерять то положение, какое он имел в зоне на данный момент.
Когда при обыске сотрудники отвлеклись, он выбежал из дежурки и с максимальной для инвалида скоростью полетел на 2-ой отряд, крича и зовя при этом зеков на помощь. Но сотрудникам очень не хотелось повторения недавнего инцидента, произошедшего во время отправки первого карательного этапа, когда все возмущённые зеки собрались у дежурки. Они сразу рванули за убегающим Русей. Догнал его Андрюша Конь, здоровый такой младший инспектор (Руся как раз был ему по пояс), и чтобы цыгана не услышали другие зеки, зажал ему рот и начал душить, пока не подбежали остальные сотрудники… Было ранее утро и никого из зеков в локалке 2-го отряда не оказалось. Все мирно спали и досматривали свои вольные сны. Русю быстро скрутили и на руках унесли обратно в дежурку. Но слух об инциденте всё же долетел и до зеков, и пока те спросонья осознавали, что же произошло, внеочередной этап быстро загрузили в воронок и увезли. Ещё одна блестящая победа администрации!