А реальная жизнь продолжалась (вот её как раз ни остановить, ни поернуть вспять Невозможно). И в этой жизни у каждого – своё предназначение, своя судьба и свой путь. Пока Провидение свело их в одной общей камере. У всех – особый режим (хорошо хоть срока небольшие). Скоро каждому придётся ехать в «свой» лагерь, а по московскому распределению окно для особого режима открыто только в Омск. С одной стороны хорошо, что рядом с домом: всего 12 часов езды, но с другой… ничего хорошего. Об омских режимных лагерях все говорили только одно: беспредел и насилие.
Ваня старался об этом не думать: на всё воля Небес. Омск так Омск. Люди везде живут… он тогда даже и не представлял, что их там ожидало, что им придётся пройти, и что они узнают об этой, нашей жизни.
Время летит незаметно, и с каждым днём дело всё ближе двигалось к этапу. Думали и гадали наши сидельцы, рассуждали, строили планы, по разным источникам узнавали за Омск, но утешительного было мало…
Первым на восток отправился Гоша. Как всегда неожиданно с утра назвали его, и сразу начались сборы, ажиотаж предстоящего расставания. Прятали сим-карты, телефоны в надежде, что позвонит из Омска и хоть немного прояснит обстановку.
Дверь камеры захлопнулась за ушедшим Гошей, и в ней сразу воцарилась утренняя тишина, прерываемая только отдалённым стуком шлёмок – шла подготовка к завтраку. Баландёры всегда просыпаются первыми и готовят свои промасленные телеги для развоза пищи.
Ваня лежал на своём шконаре, устремив застывший взгляд в затуманенную неизвестность. Ему очень хотелось перепрыгнуть через время и заглянуть хоть одним глазом в своё будущее. Замерла душа его в тревожном ожидании этого неизвестного будущего.
Его-то хоть немного согревали мысли о жене, которая всегда была в сердце и по первому зову готова была поехать за ним хоть на Крайний Север… Если рядом с тобой есть такой человек, готовый ради тебя пожертвовать даже собственной жизнью, то стоит жить.
Но Ваня знал и то, что многие его сокамерники были наглухо забыты и своей роднёй и своими бывшими «любимыми».
Не знаем мы, человеки, тайный смысл и истинное предназначение своего временного пребывания здесь, на этой земле. Можем только рассуждать, предполагать и гадать на кофейной гуще… А, может, в нашей жизни вообще нет никакого смысла? А все мы – только чей-то неудавшийся ползучий эксперимент, забытый на краю Вселенной и болтающийся зачем-то между Меркурием и Юпитером?
Как всё-таки мы, люди, мало знаем о самих себе! Но коли уж так получилось, что мы оказались здесь, на земле, приходится жить и идти дальше с верой в свою Судьбу, в мудрость вечной жизни и щедрость Природы. Только эта вера даёт на какое-то время душевный покой, волю и силу, чтобы пройти все предстоящие испытания.
И наш герой тщательно и упорно к ним готовился. Он избавился от всех вредных привычек, которые делали его слабым и уязвимым. Он бросил курить, каждый день укреплял и закалял своё тело. Он готовился к ожидающей его неизвестности. А там уж пусть будет то, что будет.
Незаметно пролетели ещё две недели. Звонка от Гоши они так и не дождались и по-прежнему оставались в состоянии напряжённого ожидания. Самое лучшее – это всё-таки свой собственный опыт. Пришла пора отправляться за этим опытом и нашему герою.
Сокамерники с Модным во главе собрали Ваню в дальнюю командировку как полагается: «от граблей до кораблей». Все они были крайне расстроены предстоящей отправкой Вани, который вносил в их однообразное и жалкое существование какую-то ободряющую энергию жизни. У всех на лицах грусть и печаль расставания. Больше всех переживали Ширшик и Модный, которые за это время крепко привязались к общительному и эрудированному Ивану. Они стали – безо всякой мурки – почти родными братьями. Что-то простое, но одновременно и неведомо-таинственное объединяло их такие разные жизни. Эти трогательные и приятные минуты товарищеского общения позволяли им не чувствовать себя одинокими и забытыми. Возможно, Государство и общество и оттолкнули их, но они не обозлились, не затаили в душах своих жажду мести, но остались людьми (которых ждёт впереди мрак неизвестности).
– Иванов, готов? – услышал Ваня через дверь окрик корпусного. – через пять минут придём за тобой.
Ваня внимательно оглядел своё временное пристанище, эти успевшие стать родными и близкими сероватые арестантские лица, которых он почти наверняка больше никогда не увидит. Они, эти разные люди, за время, проведённое вместе в ограниченном пространстве камеры, успели сдружиться по-братски, спокойно уживались друг с другом, никто никому не мешал, жили в какой-то возвышенной атмосфере взаимного уважения. А ведь все они были матёрыми уголовниками-рецидивистами, но глядя на их суровые измождённые лица, Ваня видел их внутреннюю суть и высокое человеческое естество, бережно сохраняемые ими в самых неимоверно-тяжёлых условиях.
Вот так: через пять минут этап, и эти почти родные лица растают во мраке жизни как призрачные миражи… А что ждёт дальше его самого? Какие люди встретятся на его пути? Но уже со скрипом открывалась дверь.
– Пошли!
Ваня взял свои походные сумки, ещё раз на всех посмотрел, улыбнулся, подмигнул им на прощание и вышел из камеры. Одна реальность сменилась на другую, совсем уж призрачную.
На продоле уже стояло семь человек. Корпусной собирал этапников из оставшихся камер. Всего с их этапа собрали 15 человек, и вся эта живописная кавалькада двинулась на «вокзал» (так зеки называют камеры временного содержания перед этапом, там же их обыскивают). Всего по этапу отправлялось 30 человек. В таких пересыльных тюрьмах каждый день происходит такое непрерывное броуновское движение очумелых от постоянных перетасовок зековских масс. Ваня даже с определённой долей жалости и сочувствия смотрел на сотрудников-вертухаев, которые каждый божий день собирали, обыскивали, словом, «работали с контингентом». Да, работёнка не из лёгких! Но каждый в этой жизни сам выбирает свою судьбу. Такая специфическая деятельность, конечно, отнимает много физических и нравственных сил: нужно рыться в чужих вещах и постоянно орать, направляя людские массы по нужному руководству пути. А зеки у нас все разные: одни из красных лагерей, другие с чёрных на конкретной муре и разговаривают соответственно. Постоянно происходят мелкие разборки, кипиш, выяснения, кто блатней и серьёзней.
– Э-э, начальник, принеси кипяточку! Слышь, шмонай на морозе быстрей и поехали!
А могут и в рожу заехать, если вдруг кто-нибудь по запарке не окажет должного внимания каким-нибудь «высокопоставленным» особам. С ворами вообще грубить нельзя. Разные люди едут по своим делам и по чужим распоряжениям: бродяги, урки, бандюки, пехота, чёрные, красные, петухи, гадьё, словом, встречные людские потоки не прекращаются ни на один день. У одних рассадка, у других лишь мягкая посадка, и под каждого надо подстроиться, чтобы избежать излишних конфликтов. Бесконечные людские потоки движутся туда и сюда: добрые блатные, злые нищие, отморозки, беспредельщики и прочие, не вписывающиеся в рамки так называемого «нормального человека», незаурядные личности с поломанными, но нестандартными судьбами. И всё это происходит каждый день, и, кажется, что это не кончится до тех пор, пока незыблемо стоит этот свет.
Пока шмонают местные, приезжают столыпинские мусора. Эти вообще почему-то постоянно злые как собаки. Вот именно у них можно наблюдать полное отсутствие каких-либо положительных человеческих эмоций. Перевозимые люди для них – просто тела, которые надо доставить по месту назначения. На этих пересадках постоянные столкновения и кипиш, везде кучи грязи, запрещённые предметы, вещи, шнурки, тряпочки, трусы, носки, распотрошённый чай и поломанные сигареты, баулы, сумочки, пакеты, горы мусора и крики, сумасшедшие крики навсегда оторванных от человеческой цивилизации остервенелых «служителей закона»!
Все камеры исписаны приветствиями, пожеланиями, библейскими изречениями, тезисами и призывами: «Колян, братан, я попёр на Барнаул!», «Сонечка – моя любовь», «Верю, жду, помню», «Не верь, не бойся, не проси», «Мы в Аду, и нас окружает Администрация», и всё в таком, поучительном роде.