Ваня утешал себя тем, что срок у него – небольшой. А вот тем, кто приезжал в омское чистилище с большими сроками, первое время было вообще невыносимо. Сразу начиналось интенсивное «лечение души». А как у нас заблудшие души лечатся? – через болезни, через скорби, через страдание и смерть.
Было совершенно неважно, сколько пациенту лет, и какая у него болезнь. Всех новоприбывших лечили одними и теми же хорошо апробированными средствами. Ване сразу стало жалко и всех вокруг и самого себя.
А вокруг – непрерывные истошные крики вертухаев. И какие-то чужие, потерянные и побледневшие лица этапников. В такой бешеной обстановке человек теряет самого себя и рад есть, спать и работать, не вдаваясь ни в какую полемику и ни в какие рассуждения (тем более о каких-то «правах человека»). Всё настолько строго, что осужденный начинает чувствовать всю тяжесть земного бытия и всю ответственность перед позволяющим ему пока жить Государством. «Не хотел нормально жить, получи Это, перевоспитывайся и, если наш урок дойдёт до тебя, живи дальше».
Тем и уникальна наша Страна, что она буквально переполнена такими уникальными местами, как омская каторга!
Но… каждому – своё, и винить в своих бедах искренне можно только самого себя. Нужно просто самому стереть свою Личность изнутри, чтобы было не так болезненно, когда другие будут выдирать её с мясом. А они будут это делать. У них – свои правила игры, и новоприбывшим этапникам придётся играть в их игру.
Начался обыск. Всех зеков разбили на кучи и развели по превраткам. Перед шмоном каждому приходилось ожидать своей очереди лицом к стене и смотреть только в пол. Смотреть на то, что творится вокруг, было нельзя: стой, терпи, жди. Всех разводили по разным комнатам и отсекам, и там предлагалось добровольно сдать всё запрещённое: телефоны, сим-карты, деньги, золото, мойки и наркотики. Опер сразу вкрадчивым голосом приступил к вербовке:
– Скажи, может, кто везёт что запретное. Это тебе зачтётся в дальнейшем. И в любом лагере мы замолвим за тебя словечко.
Ваня был в шоке от такой «воспитательной» деятельности сотрудников.
– У меня ничего нет, и у других ничего не видел.
– А ты не торопись. Подумай.
– О чём думать? Нет, и всё.
– Ну, смотри, как бы пожалеть не пришлось.
Возможно, Ваня не внушал этому оперу доверия (скорее всего, эти ретивые служаки так тщательно «работали» со всеми этапникам). Ваню обыскивали минут 30, заглянув в каждый шов, переворошив всё. Внимательно прочитали каждое письмо, как будто он не простой уголовник, а опасный для мира на земле террорист.
Ваня дождаться не мог, когда всё это представление закончится. Теперь он завидовал Бенди, ехавшему налегке с одним пакетом: трусы, носки, майка, кусок мыла, щетка, паста… и ничего лишнего. Просто и легко, зато не о чем беспокоиться. Ну, а ты крепись, куркулёк упакованный!
Опера все мозги себе сплавили, допытываясь: Что? Где? Как? Кто и что везёт?
Ваня сразу оценил их трудовые подвиги: работают они через чур (именно через чур, а не чересчур).
Когда народ развели по камерам, все оказались на своих местах. Корпуса разделены на следственные, осужденные, первоходы, заходники…
В камерах заправка только по-белому, на шконках днём спать нельзя. Дежурный постоянно ходит и смотрит в глазки, кроме того, почти в каждой камере – ещё и камера наблюдения. Подъём в 6 утра, и до 10-ти вечера зек должен быть на ногах или за столом. Лежать нельзя (Да, всё серьёзно в наших российских тюрьмах!).
Ваня, Жук и Бенди были посажены к транзитчикам с особым режимом, г де все ожидали этапа. Были и такие, кого вывозили с ИК-7 по жалобам или апелляциям. Ваня начинал догадываться, что их ожидает в дальнейшем.
Он невольно сравнивал родную челябинскую транзитную тюрьму с омской транзиткой.
Родная тюрьма была на чёрном ходу. Телефоны, кабуры (дыры в стенах для общения), игра (карты, нарды), деньги, брага, наркотики… и блатные со смотрящими ходят по тюремным коридорам, решают вопросы как «администрация». Своего рода самоуправление (примерно как в колхозе при Советской власти). Настоящая Администрация тоже есть, но только номинально: всё решают зеки. И тоже творят, что хотят. А в Омске зеки – никто, и если начнут булькать и права качать, их быстро в чувство приведут, и они сразу начнут делать то, что надо Администрации. Одним словом, омские служаки отрабатывают свои зарплаты – если можно так выразиться – добросовестно (а есть ли какая-нибудь польза от их «добросовестности», увидим позже).
Ваня проанализировал обстановку и понял, что здесь необходимо перестроиться, вернее, подстроиться под режим. Ему очень не хотелось оставлять остатки своего уже достаточно подорванного здоровья в омских казематах. Да и для того, чтобы вступать в конфронтацию с администрацией по какому-то вопросу, необходима поддержка со свободы, а здесь почти все понимают, что они бессильны перед жерновами бесперебойно работающей системы.
Ваня мысленно представил, как люди с высокими именами в преступном мире приезжают в Омск отбывать свой срок, например, воры или бродяги, которые должны поддерживать свой статус и не изменять ему. Но как можно разморозить такую наглухо замороженную тюрьму как омский централ №1?
Местная братва посмеивалась:
– Вам ещё повезло, что СИ №3 закрыт пока на ремонт.
СИ №3 – это тюрьма на территории колонии особого режима №7, куда Ваня и его друзья ехали отбывать свой срок. Вообще, СИ №3 – это единственное в своём роде заведение, где только бьют и ломают всех попавших туда, где никогда не услышишь нормального слова, где всё бегом или раком… Но пока там ремонт. Местные шепнули Ване, что там кого-то убили, и – во избежание каких-то преступных разоблачений, – это учреждение временно ремонтируют.
А СИ-1 по сравнению с ним считается местными уголовничками чем-то вроде детского сада. Но даже и СИ-1 показался Ване весьма злобным местом. Десять дней, ожидая этапа в колонию, они подвергались изуверской психологической обработке. Всё-таки как мелких ничтожных людишек окрыляет власть над другими людьми! У нас – блатные, тут – мусора. Но все ходят по вверенной их власти территории с холодным презрением и огоньком садизма в полумёртвых глазах. Их мышление ограничивается этими мрачными стенами, как будто бы вся жизнь – это их тюрьма, и всё, что происходит в ней – самое важное. Но как быстро входят в роль высокомерных хозяев жизни эти недалёкие люди с неразвитым умом и ущербной психикой!... Но именно от этих моральных уродов зависит зековская жизнь, которая в их мутных глазах не стоит ничего!
В таких сумрачных местах людей, – правда, против их желания, – освобождают от переизбытка духовного и материального хлама. И тому, кто сам сознательно примет изуверские условия и правила этой игры, кто освободит себя от чувства собственной значимости, будет проще и легче выжить. Иначе придётся самому бить по себе и по своему уязвлённому самолюбию.
Ване и его друзьям можно было проще и безболезненнее перестроиться, так как в иерархии преступного мира они были просто рядовыми. А тем, у кого имена и знаки отличия, кто поставил себя выше остальных уголовников, будет чрезвычайно трудно в таких, омских условиях. Их быстро истощит противостояние Системе, потому что игра идёт в одни ворота, и победитель в ней заранее известен. Для того, чтобы выдержать такое, надо быть Человеком поистине сильным духом, но, увы, преступники, в основном, не являются духовно сильными людьми (а тем более, пришельцы с Кавказа, покупающие друг у друга по цене двух проданных коров своё «воровское достоинство», живущие в подмосковных дворах и втихаря от народа заводящие лохматые шашни с так называемыми «правоохранительными» органами).
(Сильные духом люди сражаются за свою Родину и свой народ, а наши уголовнички и «правоохранители» имеют дурную привычку воевать между собой и с собственным народом.
Смогут ли они в трагический для Отчизны час объединиться и выступить на защиту своего народа? Или останутся такими же болванами и по-прежнему будут дубасить друг друга на потеху нашим врагам? … Мы выросли и воспитались в родном нашим сердцам уголовном мире, и поэтому не только хорошо знаем, о чём мы говорим, но и прекрасно осознаём возможные последствия… Но такова уж наша Судьба: говорить всем, в том числе и вам, дорогие коллеги, прямо в глаза горькую Правду… Да вы и сами всё знаете и понимаете).