Я пристально на него посмотрел, ожидая продолжения, но Советник буквально вытолкнул меня в проход в тот самый момент, когда без стука распахнулась входная дверь, а в следующую секунду передо мной уже была кирпичная стена, совершенно не прозрачная, и ничем не намекающая на то, что здесь когда-то был проход.
Глава 20
Я развернулся лицом к стене, через которую меня сюда вытолкнули, но оказавшаяся при нашей первой встречи с ней преграда, внезапно стала не просто казаться стеной, она стала стеной и сколько бы я не делал попыток прорваться сквозь нее обратно в кабинет советника, снова пропускать меня через себя она не пожелала, а как она работает, ни я, ни, подозреваю, Лорен так и не догадались спросить.
Отвлекся я от своего бесполезного действа только тогда, когда за отделяющей меня от кабинета преграды стих наконец топот многих пар ног и совсем близко раздались громкие голоса.
Лорен схватил меня за руку, и попытался увести вглубь тайного хода, но я отрицательно покачал головой и вырвался, возвращаясь к двери. Приникнув к стене ухом, я превратился в слух. То, что прошло больше часа, было очевидно, так что я не беспокоился насчет того, что нас могут поймать, потому что мы вполне сможем улизнуть отсюда с помощью телепорта куда бы он не вел, затратив на его активацию считанные секунды.
— Пэр Антеран, принятым единогласно решением Малого совета, вы задержаны за измену и неповиновению решениям Совета пэров.
— Уму непостижимо, Дрисколл, — рассмеялся Антеран. — А что конкретно мне инкриминируют? Кого именно я предал и какому из решений Совета пэров не подчинился? Я хочу услышать все самые пикантные подробности этого безумно интересного дела.
— Я не намерен устраивать дебаты, которые абсолютно ни к какому отличному от озвученного итогу не приведут. Уведите его, — рявкнул Дрисколл.
— А представители Малого совета пришли морально поддержать столь ценного для Дариара пэра, или у них тоже есть, что сказать? Вы не стесняйтесь, говорите, как есть: кому из вас лично я перешел дорогу, — Антеран говорил очень спокойно под бряцанье металла, видимо приближающейся к нему стражи, словно ему скучно, а те, кто пришел его арестовывать, не оправдали надежд, и умудрились испоганить такое дело, могущее стать чрезвычайно интересным. Выдержка у него, конечно, на зависть многим, мне так точно.
— Не следует оказывать сопротивление, пэр Антериан, это в ваших же интересах, — произнес незнакомый женский голос.
— Пэри Фриемор, вы обвиняете меня в измене. Думаю, что мои интересы в данный период ограничены только выбором способа избежать казни и, поверьте, этих способов у меня на самом деле очень немало.
— Так не усугубляйте свое положение… — завела незнакомка свою шарманку в очередной раз, словно, не услышав или не распознав очень отчетливую угрозу, прозвучавшую в словах Антерана.
Вот только я так и не услышал окончания ее речи. Перед глазами все поплыло, а в голове раздался противный гул, который постоянно менял тональность от комариного писка до рева начинающейся бури, больно ударяя по барабанным перепонкам и многократно повторяясь, отражаясь от черепной коробки. Меня бросило в жар, и я сразу же покрылся липким потом, застилающим глаза. Сев на колени и прислонившись к прохладной стене, я на время ощутил некоторое облегчение, но потом жар усилился в несколько раз, иссушая пот и оставляя чудовищную сухость во рту, от которой, казалось, язык раздувается, становясь в два раза больше и с трудом помещаясь во рту.
— Кеннет, что с тобой? — ко мне подошел Лорен и присел рядом, заглядывая в лицо. На его переносице залегла складка, да и вообще он выглядел обеспокоенным. — Ты весь горишь, — он приложил руку к моему лбу. Рука была восхитительно прохладной по сравнению с моей полыхающей головой, но он так быстро ее убрал и схватил мое запястье, сосредоточенно шевеля губами, считая пульс. Сердце билось очень быстро, но в каком-то рванном ритме, так и норовя выпрыгнуть из груди.
— Не знаю, — прохрипел я, едва разлепляя сухие губы. Во рту было уже настолько сухо, что язык едва смог повернуться, чтобы я сумел произнести эти два коротких слова. Саламандра, которая несколько дней не подавала никаких признаков жизни, и про которую я, положа руку на сердце, совсем забыл, металась по коже и словно подсвечивала ее, почему-то изнутри. Все мое внимание было сконцентрировано на ящерке, и в какой-то момент, мне показалось, что кожа стала похожа на тончайший пергамент, сквозь который было видно полыхающие огнем нитки кровеносных сосудов, но наваждение исчезло буквально за долю секунды, зато появилась сильная, граничащая с болью чувствительность. Даже я сам не мог прикоснуться к собственному телу, не испытывая ощущений, похожих на удар током. Одежда, соприкасавшаяся с кожей, доставляла столько неприятных ощущений, что я стал просто ее с себя срывать, стараясь как можно быстрее убрать это настолько выраженное раздражение, от которого хотелось заскулить, и сдержался я с большим трудом.