— Ты кто таков будешь, чудак человек? Если подкоп готовил, то не вышло у тебя ничего, — голос Иллари немного хрипел, но старался быть ровным и совершенно серьезным. Без намека на сомнение в здравомыслие говорящего.
— Я послушник храма «Встречи Отсроченной», Никола Бланшет, — бородач перекрестился. — Служил в «Некрополе ваятеля». Готовил бинты для бальзамирования, разливал углекислый натрий, следил за сохранностью тел в склепохранилище, отмечал лики утратившие свежесть, срезал на склонах судариум траву и плел из краколиста…
— Извини, перебью, а то забуду, — Иллари делал вид что понимает каждое слово. — В темнице-то ты как оказался?
Никола Бланшет был сконфужен, заданный вопрос затрагивал настолько неприятную ему тему, что Никола готов был уползти в свою камеру и не сделал этого, только потому, что тогда бы он выглядел полным идиотом. Ему пришлось ответить, супя брови и нехотя разглядывая паутину в углу:
— После дня Бого Вспоможения частенько бабы битыми бывают. И не я один такой! — Никола сердито потряс рукой, от чего на всклокоченной бороде началось волнение. — А когда подопью, то совсем дурной становлюсь. Чуть свою до смерти не зашиб. Ну от чего и в тот раз сынишка не обрел новое тело. Знаете как потом позорно было, когда мне рассказывали как я бегал за женой в семейных трусах и орал: «Ах ты сука! Нагуляла, прелюбодея. От того дитя в младенчестве умершее мою родню по сей день признать не может.» Когда меня едва оторвали пьяного, вздумавшего жену побоями учить, святой отец каноник на меня епитимью и наложил, в каземате год отсидеть в молитвах вину искупляя.
— Подожди, — остановил его темпераментный рассказ Иллари. — Мы как бы не совсем… понимаешь? Наш космический корабль задержали с контрабандой и припаяли срок. А мы не в курсе как у вас тут и что. Соображаешь? Не мог бы ты нам подробнее, так чтобы мы в полную ясность пришли. Поможешь?
Николе льстило что в нем нуждались. Привыкшего за этот год терпеть унижения, даже такой сомнительный успех казался привлекательным. К тому же, сидя в одиночке, он соскучился по человеческому общению. Никола Бланшет почесался, сунув руку под тюремную робу, поймал насекомое и громко щелкнул раздавив его между обломанными ногтями больших пальцев:
— Вы… странные. О чем вы только думали собираясь сюда лететь. Но мне, по правде, на это начхать с храмовой звонницы. Слушайте. — Он поменял позу на более удобную. — Все началось вскоре после высадки первых поселенцев на Фракену. Сколько тогда от лихорадки вымерло, да в пищу местным тварям пошло — тому счет особый. Либо ты приспосабливаешься и меняешься обживаясь вместе с переменившимся миром вокруг, либо наитупейшим и бессмысленнейшим образом грозишь кулаком небесам. Эббат Сатерлан и Морис Флок исследовали русло «Крикливой Грэтты» и их геликоптер потерпел крушение.
Услышав о Сатерлане звездные десантники вновь молча переглянулись удвоив внимание.
— … Моринг Флок убился насмерть. Службы спасения еще не существовало. Застигшая ночь взрыкивала и подвывала, жестко оценивая шансы Эббата выжить в одиночку как нулевые. Сатерлан вытащил тело Флока на взгорок поросший судариум травой и среди кустов краколиста организовал место для ночевки, разведя жаркий костер. Спал ли Эббат? Видимо, нет. Испуганный, удаленный от пути спасения разум молил о чуде, вполне осознано понимая что это невозможно. Обессилев Эббат проваливался в забытье, чтобы очнувшись вновь говорить с Господом, — Никола Бланшет так ярко живописал свою историю, что казалось напряжение теснит и крепнет, нависая тяжестью громады стен над головой. Сутуля и слушателей и рассказчика заглянувших под вуаль легенд и суеверий, но не ломая саму историю. Никто не посмел перебить его.
Они были там, подчиняясь безжалостному зову врожденного любопытства.
— … в эту ночь Эббат Сатерлан стал волей Господа, его рукой. Заново осуществляя трактовку Создателя, — Никола говорил размеренно и четко, даже, по своему, буднично. Согбенный и отчаянно нервный в начале он сохранил ясность ума.
— … Эббата разбудил человек. Сатерлан вскочил и при свете давно наступившего дня вдруг увидел Моринга Флока. Живого!
Космодесантники находились в состоянии перманентного шока и смотрели на Николу Бланшета разинув рты, как желторотые птенцы на скачущую куницу.
Воздух вздрогнул от хохота, прорывая пастораль расстояний и осознано совершая невозможное — возвращая звездным десантникам миг свободы.
Никола, при всей своей затрапезности, сохранил значительное лицо, что и до того украшало рассказ не хуже ярких подробностей. Его глаза смотрели с порицанием, застав узников в момент беспардонного поведения. Его голос был смиренно тихим: