— Погань такая…!
Подручный его опередил, оттеснил, спасая узнику жизнь. Голова Рона маетно впечаталась в жесткий подголовник, получив прямой в зубы, и космодесантник без провожатых отправился в нокаут.
Ресницы правого глаза слиплись поредев от крови сочащейся из рассеченной брови. В ноздрях раздувались и лопались ярко-розовые пузыри. Припухший кровавой облачностью мир проступал низринув каменный небосвод. Рону больше не разрешали терять сознание и проваливаться в спасительное забытье, в прострацию, в пелену, поднося всякий раз к его расквашенному носу смоченный тампон. И даже сквозь кровавые сопли сильнейшая химическая вонь как новый удар прошибала мозг заставляя его работать.
Пытка может быть быстрой и мучительной либо медленной и изощренной. Рон утратил ощущение времени, как парное мясо не помнит свое превращение в отбивную.
Чудовищные, одаренные коновалы и выродки били его капитально. По всему телу горел муравейник с непрерывным движением боли. Подручному пытарю приходилось оттаскивать мордатого, чтобы тот в запале не забил узника насмерть.
Рона заново переплели ремнями, но он продолжал биться и пытался вырваться. Раздраженная воронка рта плевала в самое ухо:
— Я заставлю тебя говорить! Почему ты молчишь?!
— Я киваю, — кровавым студнем промямлил Рон и получил очередной удар…
Надо держаться. Медленно лопается кожа и… удержу нет… рвется пронзительный крик…
Чтобы не откусить от боли собственный язык Рон пошире открыл рот и орал заглушая боль хлынувшим горлом воплем. Ему так хотелось.
Брусничной россыпью остывали разбросанные по полу угольки.
В помещении было накурено, сковав дымной пеленой ожидание результата. Старший командный состав Фракены заседал за палевой цитаделью мутновато-зеркального стола. Форма была разной, как и люди ее носившие: горно стражники, командование охраны железных дорог, ранговые капитаны военно-речного флота, высшие офицеры управления тайной службы, спец войск безопасности и ополченцев.
Лопасти вентиляторов под потолком корежили затянувшееся напряжение. Заминка на плохом месте тянулась недопустимо долго. Тлеющие до фильтров сигареты томились в ожидании большого результата. Столбики пепла осыпались.
Глава управления тайной службы Грау Альвес Пешеван проворно ступил через порог на паркетную разбежку пола, привычно швырнул на вешалку мягкий берет с кокардой и уже проходя вдоль стола за спинками стульев проговорил:
— Захваченные вражеские диверсанты полезных признательных показаний не дают, — деловой тон дополнял твердый и быстрый взгляд Пешевана. Он двигался во главу стола, поправив бортовку кителя без тени малейшего расстройства и продолжал говорить:
— Понимая что они пошли в глубокий отказ применена степень дознания для особо упертых, — Пешеван опустился на стул, позвал энергичным жестом к себе Самородова и указал ему на стул рядом с собой. — Мы рассчитывали, что хотя бы один из трех не окажется безнадежно молчалив, — ноздри орлиного носа едва заметно трепетали.
— Носимся с этими гадами как с писаной торбой, — с пылкой ненавистью прошептал Самородов садясь рядом с Пешеваном.
— До известной степени вы правы, Валера. — Он повернул свое скуластое лицо к пехот-командеру. — Мы оба чуточку помешаны на деле которому служим и от этого в запале можем принять не правильное решение. С ними так нельзя, — прищуренные, горящие крохотными обсерваториями глаза демонстрировали полет мысли. — Мы можем обогнать их лишь в том, в чем сами им не равны. А для этого нужно узнать в чем они не равны нам. — Пешеван потер ладошкой обширную лысину, прогоняя ломоту в крупном затылке. — Я и сам себе боюсь признаться до чего я могу быть прав. Это я вам как аналитик утверждение выношу. — Зубр управления тайной службы повел мускулистыми плечами.
Командующий военно-воздушной базой «Форавец» эскадр-командер Роззел присутствовал лично. Обида за гибель «Соколарисов» заранее составило его мнение и управляла волевым решением эскадр-командера отвергать и изобличать. В таком состоянии он и взял себе слово:
— Я человек широчайших взглядов, к тому же еще летчик, по этой причине поверхностно думать не умею. Любая часть правды — есть такая же ложь, — Роззел насупил губы начиная нагнетать атмосферу. — Кто настоящих причин не знает, тот пытается уповать на случайность. Мне сдается вы тянете время пытаясь сокрыть свою топорную работу и не более того, — его гладкая, литая лысина сверкала, а щеки пошли розовыми пятнами от негодования. Это была его публичная месть за гибель эскадры.