Ели с ножей, так и не добравшись до ложек. Иллари досталась консервированная колбаса с лапшой, густо сдобренной томатной приправой. Обильно попадающиеся куски тушеного мяса здорово подняли настроение Парса. Только вот каша, похожая на пшенную, но не она, неприятно сластила. Рон уминал горячего омара под майонезом. Отполивинев банку, он достал еще три нераспакованных цилиндра, только чуть поуже первых. Сдвинул термо кольцо, теперь к синему ограничителю, и раздал товарищам.
Вкусный, как родниковая вода, охлажденный тонизирующий напиток, приятной кислинкой освежал рот. Мысли невольно вертелись вокруг убитого снайпера, которому они были обязаны столь замечательным ужином, как, заодно, и обедом. Почти минуту никто ничего не говорил, сыто ленясь и гармонизируя свое отношение с окружающим миром. Все обратились вслух. Прошумел в листьях свежий ветерок, пронесся и затих. Сонное оцепенение птиц заставляло звуки редеть и теряться. Никто не покушался на их тихую, запрятанную посреди бескрайнего океана лесов, гавань.
Минута раскрепощенного удовольствия делает слабыми даже умеющих убивать.
— Как по — вашему, для чего он держал рекогносциратор при себе. Я с трудом могу представить что снайпер, всякий раз, доставал из тайника граненую дробинку, чтобы незаплутать, — поделился своими соображениями Иллари, доставая складную саперную лопату и вгоняя ее в землю.
— А ведь верно, — поддержал его Парс, складывая в образовавшуюся ямку опустевшие банки. — Он же в этих лесах ориентируется с завязанными глазами, иначе какой из него следопыт и охотник за головами. Экипирован он был по высшему разряду, значит и повадки у него серьезные.
— Как у того каймана с которым ты в переглядки играл, — напомнил Рон, ложа на место надрезанный дерн и притаптывая его ногой.
— Чего не видел-не скажу, а только встречал я таких матерых, — обстукивая лопату о ствол дерева и поигрывая черенком высказался Иллари:-Подстрелит человека, грамотно, с болевыми ощущениями. Но так, чтобы двигаться мог. Надежду оставит и ждет, когда он из сил выбьется, ни идти, ни ползти не может. Выждет до немощной слабости и насядет, прижимая холодный ствол пистолета к виску, и редкий не сломается. В это момент он свою карту с подсветкой и сунет. Человек ее и не порвет, и кровью не заляпает, а куда и зачем шел — покажет, если жить захочет. Выбьет признание такой скорохват и хоть к стенке того раненого.
Они давно, все трое, перешагнули через препятствие смерти, как через вынужденную меру профессии. Единственно возможную цену существования их дела. Но рассуждение о том, какого негодяя он Рон прикончил, казалось ему чрезмерно дешевым способом само убаюкивания.
— Вы, как две поддакивающие девственницы, объявившие свой душевный покой священным, лакируете собственное беспокойство стандартным набором затасканных баек.
Граненая дробинка лежала, зажатая в складках его ладони, на рубцеватых линиях жизни и смерти. На их пересечении. Придавив перекресток судьбы своими отшлифованными зеркальцами, отражающими любопытство всякого заглянувшего в них, но не в свою суть. Ведь то, что у тебя внутри станет однажды важнее любых знамений.
Товарищи немного обиделись и примолкли.
Сумрак отчуждал людей друг от друга. Ощущая за собой вину, Рон перевел тему разговора на откровенный стеб. Поелозив и забравшись в спальный мешок он игриво обратился к Парсу:
— Если снова будешь ко мне жаться во сне, я тебя отшлепаю, так и знай.
— Может мне не стоит этого делать? — Подхватив шутку товарища, испуганно ответил Парс.
— Ты просто разобьешь мне сердце.
— В таких делах я бываю чуточку горяч и неукротим.
— Тогда давай затушим костер наших чувств и останемся только друзьями.
Они ночевали на разных концах поляны, метра за четыре друг от друга. Первым в эту ночь заступил на дежурство Иллари. Когда им придется убивать намного чаще и безумнее, эти невинные шалости отойдут на второй план. А сейчас десантники резвились, не беспричинно радуясь жизни и чуточку самую сумашествовали. В свое удовольствие.