Эти особого свойства слова поглотили и уняли агрессивный смысл происходящего.
Советчики и подпевалы собравшиеся за спиной Валерки притихли от таких слов. После этой унизительной во всех отношениях говорильни Валерка окончательно растерял инициативу. Угрюмым выпадом он бросился на Астрела попирая здравый смысл, но тот прямо и бесстрашно сам двинул ему с такой сокрушительной силой, что ухнувшая от недоумения подушка из стоящих позади ребят приняла падающего Валерку. И стиснув поволокла куда-то в сторону, прекратив драку своим коллективно безответственным решением.
Астрела послали за родителями и в тот день они больше не встречались. Но на память пришел день следующий. Его вакуум всасывал в себя принципиально непознаваемые моменты судьбы.
Белое маревое солнце пригревало деревянную ограду, а Валерку бил легкий озноб и сползал мурашками по позвоночнику. Валерка тупел от нежности приближаясь к дому Эмили. Понукая некую склонность души, поперечиной во всей будущей биографии на вытоптаном месте, облокатившись на калитку, стоял Астрел и пялился на пестро изузореные наличники ее окон.
Под ложечкой у Валерки возник зловещий холодок.
Припрятанное тенями палисадника, легко ступая, шло спасение цыпланогого урода. Смешивая дела земные с вечностью, как начало красоты, Эмили двигалась им навстречу. Она носила тогда легкую лесинку волос, уже качаясь шпильками на пороге превращения в эффектную девушку. Сохраняя подростковую угловатость от которой осталось так мало, что Эмили едва научилась воплощать щедро подареное ей природой в гипнотическое замирание со стороны ухажоров.
Адамово яблоко судорожно подергивалось на тощей шее Валерки. Они жили в мире укоренившихся привычек и одним из правил в кодексе чести было не бить друг-другу морду на глазах у Эмили.
Вы спросите почему они тогда сидели за одной партой? Чтобы ответить на этот вопрос нужно вспомнить поговорку о том, что врага стоит держать к себе ближе самого лучшего друга.
Эмили вскинула брови, чуть повернула свою изумительно красивую голову, словно не ожидала их застать здесь и счастливо улыбнулась:
— Доброе утро, мальчики.
Что такое повод? Все намек и шанс что кажется чем-то еще и, в то же время, невинно как пожелание доброго дня. Каким-то непостижимым образом Валерий всю свою жизнь пытался вырваться из под влияния этой женщины и она неизменно, без малейших усилий со своей стороны, притягивала его обратно к себе.
Дорога до школы превращалась в ритуал ухаживания, где оба претендента соревновались в препирательствах. Стоило Эмили обратиться по имени к любому из них, как второй тут же едко бросал сопернику:
— Вот уж не думал что Эмили запомнила твое имя.
— Тебе беспокойно? Я бы на твоем месте старался носить такие брюки, чтобы собаки не путали их с забором.
— А на тебе природа не просто отдохнула, а постаралась замаскировать следы своих генетических экспериментов.
— Полегче, паренек, твоя жизнестойкость-это единственная стойкость, которую ты испытал в жизни?
— Позволь тебя спросить, это правда что твоя правая рука единственная девушка ответившая тебе взаимностью?
— Я этого не слышала, грубияны, — прыснув и умоляя пощадить ее уши, Эмили спешно устремлялась вперед, пробегая в ворота школы.
В этой своей перебранке им хотелось казаться старше и опытнее в глазах Эмили. И они не сознавали, что подобная напускная хамовитая грубость лишь подчеркивала какие они в сущности еще были дети.
Проемы меж домами были вымыты закатными лучами. Кромки дрожали в мареве отдающих тепло крышь. Каждый здешний закоулок был знаком и лично приятен. Улица долгожданным, спокойным и радостным началом вела Самородова к дому Эмили. Легкий озноб воспоминаний стронул требовательный окрик:
— Ану стоять! Вы куда?!
Крепкий старик, в грозно надвинутой на глаза кепи, держал дробовик, направив его прямо в живот пехот-командеру. Когда он разглядел военных и кто они, его любопытство умерло. Старик отошел в тень покосившегося забора, беря оружие на плече.
Из ополченцев. Самородов его не помнил и пехот-командеру казалось что это неправильно. Вспомнив многое он должен был узнать и его.
Воспоминания вновь стали прорываться между камнями мостовой, но Самородов переступал через них не забывая о службе:
— Всякое ты, Ульрих, видишь, а неожиданности и у тебя, как видно, бывают. Недоглядел, — пехот-командер сказал телохранителю намного мягче чем планировал и поняв это, на общем спокойном тоне, прибавив жосткости, добавил:-Едва полный живот дроби не схлопотал, а ты и не почесался.