С самого детства, несмотря на любовь, которой окружили его бабушка и дедушка, он ощущал себя не нужным. Не нужным брату. Не нужным матери. Не нужным отцу.
У Макса осталась мама. У Марка не было никого из родителей.
Отец сутками пропадал на работе, договариваясь о поставках продукции пекарни Беккеров в магазины и другие торговые точки, развозя по вечерам товар. Его упорная работа приносила деньги, которые позволяли Марку заниматься хоккеем, обеспечивали покупку дорогостоящей экипировки. Сейчас он был благодарен отцу за это, но в детстве часто сидел ночью у окна, дожидаясь его возвращения, и думал, что где-то там, в далёкой России, живёт мальчик, похожий на него как две капли воды, только гораздо счастливее, потому что у него есть мама.
Конечно, они виделись с матерью и братом, когда была такая возможность. Но он так и не простил этой женщине того, что она оставила его с отцом. Хотя именно их решение поделить детей, словно бездушное имущество, дало ему возможность стать тем, кем он являлся сейчас. И детство его в целом было вполне счастливым, насколько могло быть таковым у мальчика, который с четырёх лет тяжело и упорно тренировался, чтобы стать великим хоккеистом. Чтобы эта женщина, бросившая его, пожалела об этом. Чтобы брат-близнец тоже ему хоть в чем-то завидовал.
Марк до сих пор не признался брату в том, как был разочарован, когда тот так и не перебрался играть в НХЛ. Так и не стал полноценной частью его жизни.
Поэтому он был удивлен, когда Макс согласился прилететь к нему на новогодние праздники. Из Филадельфии в Сан-Франциско он возвращался вместе с дедом, но тот, повидавшись со вторым внуком, отказался остаться у Марка в гостях и первым же рейсом улетел обратно в Пенсильванию. Арду был совершенно не по душе шикарный пентхаус Марка, он говорил, что там можно заблудиться и даже три дня спустя так и не найти туалет.
Марк не выказал особых чувств, когда встретил брата в аэропорту, но внутри него билось отчаянное желание дать Максу за эти дни все самое лучшее. Лучшие вечеринки, лучшие рестораны, лучших девочек. Он хотел, чтобы брат, пусть и ненадолго, приобщился к жизни, которой жил Марк. Хотел наконец почувствовать себя рядом с ним целым.
Вечеринки у Стейси славились в их узком кругу отличной компанией, морем выпивки и всегда имевшейся возможностью уединиться на верхнем этаже дома, где было множество спален для ни к чему не обязывающего секса.
Для новогодней тусовки Стейси ввела дресс-код: белый верх, черный низ, и обязательные полумаски. Маска Макса была белой, Марк выбрал черную.
Он не стал надоедать брату своей опекой, но иногда поглядывал в его сторону, желая убедиться, что с ним все в порядке. Судя по всему, Макс чувствовал себя в подобной обстановке далеко не так комфортно, как Марк. Глядя на брата в чуждой ему атмосфере, Марк лишний раз убедился в том, насколько они разные. Да было ли вообще между ними хоть что-то общее, кроме внешности?
Очередной взгляд, брошенный в сторону Макса, заставил сердце дрогнуть. Он сразу же узнал девушку, сидевшую напротив брата. Эти умопомрачительные ноги, однажды жадно обвивавшие его бедра, эти темные глаза, эти аппетитные губы, вызывавшие бешеное желание трахнуть её в рот.
И сейчас она откровенно флиртовала с его братом. Он видел по её лицу, что она узнала его. Вернее, перепутала. С Максом.
Кровь ударила в голову. С трудом сдерживаемый животный инстинкт завопил во всю мочь: моя. Моя. Моя!
Руки сжались в кулаки. Марк и сам не знал, на что способен в данный момент. К счастью, Макс вскоре поднялся и вышел. Не давая себе возможности подумать, Марк быстрым, решительным шагом направился к девушке.
— Не занято?
Пристальный взгляд — его. Поймёт или нет?
— Не занято.
Смотрит на него так, будто решила поддержать затеянную им игру. Пусть так.
Ещё несколько коротких реплик, и он понял — она совсем не против повторить то, что между ними уже было однажды — жаркой октябрьской ночью.
Марк быстро схватил незнакомку за локоть — грубо, собственнически, ничуть не заботясь о том, что ей больно, и потащил наверх.
Все, чего он хотел — немедленно оказаться у нее между ног. Простейшими, примитивнейшими движениями напомнить, кому она должна принадлежать.
Нетерпеливо срывая друг с друга одежду, они упали на кровать, он — на спину, она — сверху. Он вогнал в нее член до упора, насаживая на себя без всяких прелюдий. Сжал зубы от того, какая она влажная. На нем. Для него. Или для Макса?
Словно в ответ на его мысли на пороге возник Он. Брат. Соперник.
Марк намеренно замедлил движения, издевательски неспешно проникая во влекущую влажность женского тела. Так, чтобы Макс все рассмотрел. Усмешка превосходства зазмеилась на губах Марка. Мелькнувшая в глазах брата горечь принесла ему короткое, извращённое удовольствие. Наконец Марк обладал тем, что хотел бы иметь и Макс.