– Серенький, зайчик мой, просыпайся, будем кушать бульончик!
Повернув голову, Раиса Павловна разглядела торчащий из подушек острый нос с топорщащимися под ним лохматыми усами. И нос, и усы действительно были серенькими. На предложение откушать их обладатель отозвался капризным бормотанием, в котором наиболее отчетливо прозвучали слова «бульончик» и «хрен». Простодушная Раиса Павловна подумала, что Серенький Зайчик с присущей грызунам любовью к кореньям просит сдобрить больничный супчик хреном, но ошиблась.
– На хрен так на хрен! – сговорчиво согласилась Детка и принялась сама хлебать отвергнутый Сереньким бульон.
– Детка! – повторила Раиса Павловна, дождавшись, пока женщина откушает (это не заняло много времени).
– А? – Детка, уже двинувшаяся с пустой тарелкой к двери, обернулась. – Очухались, бабуля? Ну и правильно! Нечего на тот свет торопиться, похороны нынче дорогое удовольствие! Живите пока что!
С этими словами она ласково улыбнулась сначала Раисе Павловне, а потом Серенькому, словно предлагая им обоим постараться дотянуть до сезона оптовых скидок на ритуальные услуги.
– Детка, мне бы телефон, – попросила Раиса Павловна.
– Какой телефон, бабуля, вы что? – удивилась женщина. – Это же палата интенсивной терапии, тут кругом аппараты сложные, электроника, с мобильными никак нельзя! Вот погодите, даст бог, оклемаетесь, переведут вас в обычную палату на восемь койкомест, там говорите по телефону хоть сутки напролет. Были бы деньги! Телефон нынче дорогое удовольствие.
Раиса Павловна заерзала, спуская ноги с кровати.
– Куда?! – испугалась Детка. – А ну, лягте, как лежали! Я сейчас сестру позову.
Она ушла, но через минуту вернулась с другой женщиной в белом, и они вдвоем стали объяснять неразумной больной, что лечение нынче удовольствие дорогое, и если ей повезло своевременно получить качественную медицинскую помощь, то нечего сводить на нет усилия врачей.
– Вы не понимаете, я предупредить должна, – лепетала Раиса Павловна, со страхом глядя на полный шприц, который медсестра воздела вверх. Из отверстия иглы выплеснулся миниатюрный фонтанчик. – Дело в том, что одна женщина достала из помойки яд, которым другая женщина травила одного мужчину…
– И потом они все жили долго и счастливо и умерли в один день! – успокаивающе прожурчала Детка.
А невозмутимая медсестра вкатила беспокойной пациентке укол, после которого ту быстро и надолго перестала волновать судьба как всего города, так и отдельных его жителей.
Проснувшись, Раиса Павловна обнаружила, что народу в палате прибавилось, а интерьер ее сильно изменился, деградировав от хай-тека к классическому сиротскому стилю. Никаких аппаратов сложнее карликового холодильника «Саратов» в помещении не имелось, а под больной была не высокая кровать с удобным ровным ложем, а скрипучая койка с провисшей сеткой, вполне пригодной для ловли раков. Трепыхнувшись в ней карасиком, Раиса Павловна выжала из своего спально-музыкального инструмента пару минорных аккордов. Этот звук привлек внимание других обитателей палаты.
– Прошнулаш? – дружелюбно прошамкала с соседней кровати дряхлая бабушка, до самого подбородка укрытая синим больничным одеялом.
Над его верхним краем торчала маленькая голова в трикотажной шапочке, надвинутой на самые глаза. Это придавало бабушке лихой и задиристый вид уличной хулиганки.
– Та, милая, вще шпала да шпала, мы уж думали – померла шовшем! – Старушка забулькала веселым смехом, перешедшим в пугающие хрипы.
– Тут есть телефон? – болезненно моргая от слишком яркого света, спросила Раиса Павловна.
– Не, тута нема, – покачала головой ее соседка с другой стороны, дородная молодайка в цветастом сатиновом халате. – У кого трубки были, дохтор забрал.
А общительная старушенция в шапочке, отперхав, набрала в грудь воздуха и выдохнула в три приема, как стих:
– Шибко вредная шещаш
Для наш
Шотовая швящ!
Дикция у беззубой рэперши была жуткая, но общий смысл сказанного Раиса Павловна уловила.
– Телефончик есть в ординаторской, – подсказала девочка-медсестричка, занятая установкой капельницы. – Попросите, и вас пустят позвонить.
– Спасибо, – поблагодарила Раиса Павловна, садясь в кровати и отбрасывая в сторону одеяло.
Из одежды на ней была одна казенная ночнушка из блеклого ситца с неприлично большим вырезом и жирным чернильным штампом больницы в качестве оригинального декоративного элемента. В другое время Раиса Павловна, за десятилетия учительской практики привыкшая одеваться строго и аккуратно, постыдилась бы разгуливать по больничному учреждению в таком жутком наряде, но сейчас ее это не волновало. Набросив на плечи одеяло, она поплелась в ординаторскую.
Пока шла по коридору, решала, кому позвонить. По идее, об угрозе массового отравления следовало сообщить в милицию, но звонить по «ноль два» Раиса Павловна откровенно боялась. Она опасалась, что милиция не станет вникать в тонкости мотивов, которыми она руководствовалась, когда выбрасывала пакет с ядом в общедоступный мусорный бак. Пожилую женщину до сердечных спазмов пугала перспектива оказаться «стрелочницей», которую объявят виновной в распространении ядовитого вещества. Мысленно Раиса Павловна кляла себя за моральную и физическую слабость. Если бы не этот крайне не своевременный сердечный приступ, она сразу же догнала бы Римму, чтобы забрать у нее опасный пакет. Теперь за нее это должен был сделать кто-то другой. Если еще не поздно, конечно.
Обмирая от дурного предчувствия, Раиса Павловна добралась до ординаторской, попросилась к телефону и принялась дрожащим пальцем нажимать на кнопочки. Ей не повезло, в квартире лучшей и единственной подруги Катерины Максимовны трубку не снимали. Не отзывался и Катин мобильный. Других добрых знакомых, которым можно было бы доверить деликатное поручение, у Раисы Павловны не было. Врачи, присутствующие в ординаторской, поглядывали на занимающую телефон пациентку без одобрения, и Раиса Павловна решилась потревожить Игоря Валентиновича Солоушкина. Взрослый сын Валентина Ивановича должен был знать, что случилось. В конце концов, именно он пристроил к отцу подлую Анжелику!
– Солоушкин, слушаю, – коротко и важно бросил в трубку Игорь Валентинович.
Раиса Павловна знала его еще Игорьком, но теперь сынок Валентина Ивановича занимал важный пост в каком-то департаменте. Робея от того, что она беспокоит такую значительную персону, бывшая учительница со множеством извинений и запинок изложила недовольно сопящему собеседнику суть своего дела.
– Баба Рая, напомните, как ваша фамилия? – выслушав ее, вполне доброжелательно спросил высокий чиновник.
– Чернова, Раиса Павловна Чернова, – успокаиваясь, ответила пенсионерка.
– Какая больница, палата, отделение? Кто лечащий врач?
Растроганная вниманием Раиса Павловна обстоятельно ответила на все вопросы.
– Будьте спокойны, я все устрою, – заверил ее Игорь Валентинович.
Утомленная, но успокоенная пенсионерка вернулась в свою палату и оставшиеся два часа до отбоя азартно разгадывала на пару с молодайкой Любашей непростой кроссворд в журнале «Смена».
Глава 7
Уже давно стемнело, на улицах зажглись фонари, стало заметно прохладнее, и я перестала жалеть, что спросонья и в спешке снова влезла в шубку. Долгий и утомительный день все не кончался, и от чередования в нем черных и белых полос начинало рябить в глазах. Мне повезло – я получила обратно мобильник, с которым по совету скептика Кулебякина успела было попрощаться, а вот бабуле нашей не посчастливилось. В больничном отделении, куда положили Раису Павловну, объявили карантин из-за гриппа, и бабуле не удалось повидать хворую подружку.
– Как же нам теперь общаться? Ведь у Раечки даже сотового телефона нет! – сокрушалась бабуля по дороге домой.