— Мне будет удобнее в брюках, пиджаке и рубахе.
— Есть вот эти, — Омар показал на сшитые по снятым с него меркам зачехленные костюмы от Ermenegildo Zegna и Brioni, буднично висевшие в самом дальнем, не освещаемом подсветкой отсеке огромного шкафа.
Мухаммад надел темно-синий костюм-двойку, черную рубашку и тонкий черный пояс с простой пряжкой. Костюм сидел как влитой, выгодно подчеркивая стройность и высокий рост Мухаммада. По строению фигуры они с Омаром были схожи. Только грудная клетка у последнего была несколько уже. С ботинками пришлось сложнее — нога Омара была на полразмера меньше, а потому классические черные ботинки от Tom Ford жали.
— Ммм… — прикрыв от удовольствия глаза, промычал Халед, вдыхая запах выданной ему Омаром сменной кандуры. — Она пахнет тобой, красавчик.
С этими словами он жадно схватил стоявший у зеркала в ванной парфюм Arabian Wood от любимого Омаром Тома Форда и скривил рот в глумливой ухмылке. Омара такое отношение к себе и собственным вещам злило, но показать, как его задевают слова и действия саудита, он не желал. С Халедом он выбрал тактику наименьшего сопротивления, которая до сегодняшнего дня приносила плоды.
Телефоны всех троих, пока они переодевались, успели напитаться необходимым количеством заряда.
— Поедем на моем кабриолете. Не хочу, чтобы с твоим подарком что-нибудь случилось в грозу, — сказал Мухаммад, как только все трое были полностью готовы к выходу. Привыкший во всем доверять Мухаммаду, Омар не стал возражать, догадываясь, о чем на самом деле беспокоится его приятель.
— Мы туда не влезем! — воскликнул Халед. — Разве только Омар сядет ко мне на колени… — и он снова криво ухмыльнулся в своей всегдашней манере.
— Шейх Халед, вы не поняли, — спокойным тоном отвечал Мухаммад. — Я — ответственный за вашу безопасность и мне решать, на чем мы все отправимся на вечеринку.
Услышав уверенный и спокойный голос начальника личной охраны наследного принца Дубая, Халед отступил на шаг, хмыкнул что-то себе под нос, но открыто возразить не посмел.
— Сядешь за руль, — Мухаммад кинул Омару ключи, когда они подходили к машине.
Халед был усажен с краю. Сам Мухаммад разместился посередине. Крышу пришлось поднять из-за начинавшего накрапывать дождя, что сделало нахождение втроем в тесном салоне кабриолета еще более неудобным. К счастью, ехать было совсем недолго. Пустующие в дождь дороги только способствовали тому, чтобы уже через десять минут они оказались на набережной напротив клуба.
***
Вдоль набережной Джумейра для посетителей Villa Beach были зарезервированы парковочные места. Кабриолет был оставлен в сотне метров от цели их путешествия, но пришлось сделать небольшой крюк, обходя здание слева и шагая по успевшему намокнуть песку.
Ярко освещенная раскачивавшимися на ветру круглыми бумажными фонарями веранда пустовала. Всё действо ввиду ненастной погоды свершалось внутри. Уже издали до их слуха начала доноситься народная танцевальная музыка с обязательным бренчанием бубенцов, протяжными стонами флейт и меланхоличными звуками гитарных струн. Это играл знаменитый на весь Дубай сборный оркестр исполнителей народной арабской музыки «Альзеркал», выступавший на лучших публичных площадках города, а нередко и за его пределами и воспроизводивший зажигательные, романтичные и колоритные композиции в стиле arabic folk, отличаясь яркостью и неповторимым, запоминающимся слушавшим его, ритмом звучания.
Как правило, «Альзеркал» приглашали туда, где его музыку желали послушать жадные до этнического местного колорита многочисленные туристы. Сами арабы воспринимали его композиции как нечто отжившее и несовременное, к немалому удивлению иностранцев, уверенных, что местные обожают свои народные музыку и танцы. Как если бы русские, для которых в этот раз «Альзеркал» устроил представление в «Villa Beach», обожали слушать игру на балалайках и гармошках и наблюдать за хороводами и кадрилью.
— Сейчас было бы хорошо дорожку-другую кокаинчика, — со вздохом заметил Халед, когда они подошли ко входу.
— Мы от Фазза, — сказал Мухаммад волшебное слово, насквозь просверлив взглядом коренастого охранника в строгом костюме, стоявшего перед входными дверями.
Охранник отступил, не дослушав. Его восхищенный взгляд был прикован к стоявшему за спинами Халеда и Мухаммада Омару. Золоченые створки стилизованных под дамасский стиль дверей распахнулись, и они вошли в душное, полутемное, полное народу помещение.
Музыка играла, захлебываясь. Флейта заходилась в причудливых, заливистых трелях, заставлявших тела полуголых танцовщиц извиваться, потрясая бляшками и бубенцами на лифчиках в такт звону тарелочек-сагатов. Густой бархатный голос выстанывал что-то про страстную любовь, горячую кровь и знойное солнце пустыни, то и дело теряя слова, пускаясь в импровизации и напоминая голосящего сорванным голосом с минарета муллу. Дым от кальянов обволок потолок плотной дымовой завесой. Вокруг стоял гомон и шум. Гости переговаривались, пытаясь перекричать музыку. Официанты, увертываясь от слишком активно жестикулировавших гостей, сновали туда-сюда с подносами полными тарелок и бокалов, чудом не сталкиваясь с вертевшимися вокруг столов танцовщицами-египтянками.
Было самое время ужина, и Мухаммад понадеялся, что через пару часов им с Омаром удастся незаметно покинуть веселье. А пока они оглядывались в поисках места.
За небольшими круглыми столиками в центре залы сидели приглашенные из российского министерства транспорта с какими-то дамами, менеджеры Aurus, тоже в сопровождении эскортниц, чиновники и их помощники из министерства экономики в компании своих друзей и родни, люди из Tawazun, а также какие-то неизвестные личности, которых Мухаммад не мог отнести ни к одной из приглашенных веселиться сторон.
— О! Знакомое лицо! — громко раздалось на английском откуда-то справа, и тут же чья-то тяжелая рука опустилась на плечо Мухаммада.
Перед ним стоял сам замминистра экономики Пресненский. Он был уже изрядно навеселе. Его выдавал блеск в глазах и съехавший набок узел галстука.
— Вы были сегодня на переговорах! — воодушевленно продолжал он. — Я заметил, как вы пристально за нами наблюдали!
И он принялся громко хохотать, запрокидывая при этом голову. Выглядевший отрешенным Омар, видя этот искренний смех, приободрился и улыбнулся смеющемуся русскому.
— Прошу за наш столик, друзья! — хлопая его по плечу, пригласил Пресненский. — А где же наш дорогой принц Хамдан? — обратился он к Мухаммаду.
— Добрый вечер, сэр, рад вас видеть! — пожал протянутую ему руку Мухаммад. — Принц, как всегда, занят государственными делами и предоставляет нам всем возможность веселиться и за него тоже.
— Прекрасный молодой человек! — воскликнул Пресненский. — Джамал, посмотри, кого я вам привел! — закричал он в ухо сидевшему за его столиком мужчине в белоснежной кандуре. — Джентльмены, позвольте представить, Джамал ибн Маджид аль-Аттар и его очаровательная дочь, Сафия бинт Джамал аль-Аттар. Они — цвет сирийской аристократии!
— Рад знакомству, шейх Джамал, — поспешил ответить Мухаммад, кивая головой в знак почтения. — Я — Мухаммад Мансур, родом из Алеппо.
— Я знал вашего отца, — кивнул Джамал. — Как его здоровье?
— Смотрите… — шепнул пораженный Халед и ткнул Мухаммада и Омара под ребра локтями.
Его взгляд был прикован к сидевшей рядом с Джамалом женщине. Мухаммад взглянул на нее и замер, машинально проговорив благодарность в ответ на вежливость Джамала.
Женщина сидела справа от него. Высокая и стройная, она держалась прямо. Голова была гордо вскинута. Вот она тоже повернулась и посмотрела прямо на него. В прорези черного никаба были видны только искусно подведенные сурьмой зеленовато-карие глаза и изогнутые брови. Но и этого было достаточно, чтобы надолго приковать к себе даже случайно брошенный взгляд. Ее глаза безмолвно говорили с тем, на кого смотрели. Они глядели заинтересованно, любопытно, призывно, и были вызывающе и обезоруживающе прекрасны. Редкой красоты разрез, черные ресницы, насыщенный оттенок радужки, идеально сочетавшийся с благородной светло-оливковой кожей, все это заставляло смотрящего на нее искать ответа на вопрос «кто ты?» немедленно всплывающий в захваченном ее очарованием сознании.