— Подожди до утра! Аэропорт наверняка закрыт из-за шторма!
— Аллах, Аллах! — восклицал Фазза. — Я не вытерплю до утра! Еду в аэропорт сейчас же! Позвоню сразу, как прилечу!
И он второпях сбросил вызов.
Раздосадованный Мухаммад обернулся: Сафия успела покинуть салон кабриолета и стояла теперь в нескольких шагах от него.
— Пошли, — бросил он ей через плечо, избегая встречаться взглядом.
Пока поднимались по лестнице на третий этаж лишенного подачи электричества дома, Мухаммад почувствовал несвойственную ему душащую и раздражающую внутреннюю дрожь. Это странное волнение было связано с Сафией, тихо шедшей следом. Что-то внутри него было неспокойно, что-то тревожило его, когда он думал о ней и о том, что она здесь, совсем рядом. Стоило протянуть руку, и он мог дотронуться до нее, до её руки, до плеч, до стянутой кожаным ремнем тонкой талии… Это желание прикасаться к ней пробудилось в нем так некстати. Если подобное вообще может быть кстати между двумя чужими друг другу мужчиной и женщиной.
Воспоминание о прерванном поцелуе в машине вызывало раздражение. Они оба вели себя неправильно — она показала в клубе свой интерес, а он пошел на поводу, позволив ей привлечь себя. И вместо того, чтобы думать об ответственности и работе, он, подобно беспечным Фазза и Рашиду, занимает себя мыслями о женщине, которую к тому же привел к себе домой…
Лестничная площадка, на которой находились двери еще двух квартир, без освещения выглядела ожидаемо темной и мрачной. У своей двери Мухаммад остановился и посветил фонарем на смартфоне в лицо Сафии.
— Как зайдем, ты свяжешься с посольством, — приказным тоном обратился он к ней. — Я хочу, чтобы они как можно скорее забрали тебя и вывезли в Россию.
— У меня были свои планы, — неопределенно ответила она.
— Здесь я распоряжаюсь, женщина, — отрезал Мухаммад, сверкнув на нее глазами.
— У меня нет указаний следовать твоим приказам, — спокойно, но твердо парировала Сафия.
— Ты будешь им следовать, если не хочешь отправиться под арест! Я взял тебя под мою ответственность.
— Я здесь на основании распоряжений моего руководства, и ни ты, ни кто-либо другой, кроме него, не может мне приказывать.
— Тогда я переодеваюсь и немедленно везу тебя в военную полицию! — закричал на нее разозленный Мухаммад. — Там тобой займутся власти Эмиратов!
Не желая больше тратить время на препирательства с женщиной, он приложил смартфон к замку. На удивление даже в отсутствие электричества система — детище строительных инженеров, сработала. Замок клацнул внутри железной двери, и Мухаммад потянул за дверную ручку.
Едва он сделал пару шагов вглубь неосвещенной прихожей, как услышал позади себя глухой звук. Мгновенно за которым последовала тупая боль в затылке. Вскрик Сафии за своей спиной Мухаммад услышал уже угасающим слухом, словно через толстую подушку. Затем все стихло и исчезло, как если бы он внезапно провалился в глубокий сон.
***
Омар сидел на заднем сиденье военного внедорожника, принадлежавшего элитному подразделению гвардии, отвечавшей за охрану резиденции правителя Дубая. По бокам от него расположились гвардейцы. Генерал аль-Хасан сидел впереди рядом с водителем. Темнота за окнами и непрекращающийся ливень тревожили его и без того воспаленное сознание, вызывая ассоциации с мрачными фильмами про Бэтмена, сражавшегося с безумными злодеями на темных улицах вечно заливаемого дождем Готэма.
Когда они проезжали по параллельной набережной Джумейра улице, в отдалении можно было расслышать тревожный вой сирен машин городской полиции. Навстречу им проехала, свернув в ведущий к набережной переулок, сияющая красными и белыми мигающими огнями пожарная машина. Улицы вокруг них были темны и пустынны, что совсем не характерно для Дубая, но лишь дополнительно усиливало иллюзию вымышленного Готэма.
Правое плечо ныло. Омар не раз мысленно поблагодарил Сафию за повязку и за все, что она сделала для него. Ужасные события в Villa Beach развивались так стремительно, что не успел он ощутить себя снова в ловушке, как появились она и Мухаммад, чтобы спасти его. Сердце подпрыгивало в груди от мысли о том, что он сегодня пережил.
Казалось, ощущение реальности покидает его. Омар чувствовал мелкую дрожь во всем теле — это давала о себе знать реакция организма на тот шок, который он испытал всего несколькими часами ранее. Ведь он давно отвык от звуков бомбежек, взрывов и стрельбы, которые сопровождали его все детство. А сегодня будто снова окунулся с головой во все это безумие и грязь. Да, в грязь тоже. Ведь она была его каждодневной спутницей с двенадцати лет, пока пожалевший его Мухаммад не захотел вытащить его из её цепких лап.
Сейчас ему двадцать семь. И что он видел в жизни? К чему пришел? К чему стремился? Прав шейх Мансур, это стыдно, что у него в таком возрасте никогда не было женщины. Даже подруги не было. Он всегда инстинктивно избегал девушек, словно не был создан для них. Таких женщин, как его мать, считал Омар, больше на земле нет, а другие способны вызывать у мужчин лишь страдания, сумбур в голове, разлад в мыслях и бесконечные хлопоты. Женщины ненадежны. Мухаммад тоже считает их опасными.
Но может быть, есть исключения? Сафия совсем не казалась похожей на тех лукавых и хитроумных женщин, жен и сестер друзей его отца, которых он видел в Багдаде. Не была она похожа и на безмозглых капризных кукол, окружавших приближенных шейха Абдуллы в Дохе. Не было в ней и порочности тех опустившихся существ, с которыми он сталкивался, разъезжая по ночным клубам и подпольным борделям, когда Тарик по распоряжению Абдуллы перевез его в Дубай.
И теперь, переосмысливая и вспоминая ушедшее, Омар думал, что, возможно, ему все-таки нужна женщина. Может быть, жена? Ведь отец давно нашел для него хорошую девушку из местной достойной семьи. Так чего же он ждал все это время, живя одинокой и пустой жизнью? Почему до сих пор не назначил день свадьбы? Ответить на этот вопрос было не так-то легко.
«Аллах, помоги мне найти мой путь!» — прошептал Омар в темноту.
Внедорожник как раз остановился рядом с одним из боковых входов в центральный корпус резиденции правителя Дубая. Сквозь полупрозрачную кисею занавесок на двери был виден ярко освещенный бело-золотистый холл, сверкавший мрамором и позолотой.
***
Основным ощущением, которое Мухаммад, придя в себя, сразу же почувствовал достаточно отчетливо, была дурнота. Вскоре выяснилась её причина — он понял, что полулежит на боку, на дне багажного отделения какого-то фургона или грузовика, ехавшего по неровной поверхности, непрестанно раскачивавшегося вверх-вниз и вилявшего по бездорожью. В грузовике было очень душно, пахло бензином и паленой резиной.
Мухаммад понятия не имел, сколько времени пробыл без сознания, и как попал внутрь этой непрестанно трясущейся машины. Голова болела и казалась словно из железа. Когда он попытался открыть глаза, то понял, что все равно ничего не видит — на лице ощущалась какая-то плотная темная ткань. Должно быть, на голову его был надет мешок. Но самым неприятным из череды открытий было то, что руки оказались скованы наручниками у него за спиной. Мухаммад попробовал пошевелить кистью — догадка о наручниках, врезавшихся в запястья, немедленно подтвердилась. Он замер на какое-то время, собираясь с силами и обдумывая положение, а заодно стараясь дышать носом, после чего сделал усилие и выпрямился, чтобы усесться удобнее, насколько это было возможно в его положении.
— Как самочувствие? — раздалось из противоположного угла грузового отсека. — Слышу — зашевелился, значит в сознании…ха-ха…
Смешок у Сафии вышел хриплым и голос слышался каким-то надломленным.
— Живой… — также хрипло ответил ей Мухаммад, мотая отяжелевшей головой, чтобы сбросить надетый на неё мешок.