— Подожди. Наклони голову.
Ориентируясь на слух, Мухаммад сместился вперед и склонил голову. Темная ткань не закрепленного на его шее мешка начала смещаться вверх. Сафия, должно быть, тянула её зубами. На очередной кочке грузовик тряхнуло, и они довольно ощутимо стукнулись лбами, однако она не отступилась от своего дела и вскоре стянула с его головы запыленный грязный мешок.
Это было уже что-то. Теперь Мухаммад мог осмотреться в полутемном багажном отсеке. Разница между тем, что он видел перед собой с мешком на голове, и той картиной, что предстала ему после его снятия, была невелика. И все же теперь он мог видеть силуэт Сафии, очерченный перед ним проникавшими сквозь щели в корпусе предрассветными сумерками.
Дождя не было слышно. Ветер привычно поднимал вокруг автомобиля облака песка и пыли. Сафия сидела напротив него. Руки также скручены за спиной. Платка на голове как небывало. Пепельно-русые волосы растрепаны и длинными прядями падают на плечи. Лица в полутьме не разглядеть, но кажется, что она бледна, а в уголке рта запеклась кровь от удара. Судя по всему, надевать на нее мешок не сочли нужным.
— Как сама? — спросил Мухаммад, пытаясь нащупать затвор своих наручников.
— В порядке, — буднично и спокойно ответила она, словно их не везли сейчас закованными в наручники в грузовом отсеке похожего на военный грузовика. — Как твоя голова? Тебя так приложили, я думала загнешься.
— Я живучий, — попытался улыбнуться Мухаммад.
На затылке коркой запеклась кровь, он это чувствовал. Однако череп, разумеется, был цел, иначе он не сидел бы сейчас напротив этой женщины, ведя непринужденную беседу. Болел не только затылок, но и все тело. Казалось, что каждая мышца получила свою долю ударов. Плечи затекли. Но ещё больше затекли руки. Все это было мучительно, но о боли заставляла забыть неизвестность.
— По-русски понимаешь? — неожиданно спросила Сафия.
Мухаммад кивнул, хоть и не чувствовал себя в состоянии напрягать память, вспоминая тот скромный запас русских слов, который выучил еще в двенадцатом году во время стажировки в группе спецназа ГРУ, дислоцированного на территории Сирии.
— Нас везут в пустыню, — продолжала по-русски Сафия. — И наверно убьют там.
— Кто они?
— Наемники, пришедшие по наводке шейха Абдуллы. Они знали твой адрес и ждали тебя. Я думаю, если не убьют нас здесь, то перевезут через границу с Саудовской Аравией, а оттуда вывезут в Катар. Там нас передадут американским военным или сразу бросят в подпольную тюрьму в окрестностях Дохи.
Понимать её речь было трудно. От усилий голова начинала болеть еще больше, хотя казалось, что сильнее ей болеть уже некуда. И все же Мухаммад уловил главное — они в смертельной опасности. Он чувствовал также, что силы покинули его. Телефон из кармана спортивных штанов тоже испарился. Они, должно быть, успели отъехать на приличное расстояние от города, передвигаясь не по шоссе, а по мокрому от дождя песку.
Сафия придвинулась ближе и, повозившись, уселась с ним рядом, касаясь бедром его бедра. Вскоре голова её склонилась на его плечо, и Мухаммад, не обращая внимания на боль, повернулся так, чтобы ей было удобнее.
— Теперь все… — произнесла Сафия серьезным приглушенным голосом, обращая свою речь куда-то в пространство, и прикусила губу.
— На все воля Аллаха, — отвечал Мухаммад.
— Я в твоего Аллаха не верю, — сказала она, глотая текшие по щекам слезы. — Сама не справилась. Вовремя не подумала, что они у тебя. А когда они тебя схватили, не среагировала, не выстрелила…
И она приглушенно всхлипнула. Мухаммад молчал, прислушиваясь к её плачу. Осознание, что это конец и что они оба переживают последние минуты жизни, приходило с трудом. Не верилось, что она должна вот так закончиться.
— Успокойся. Твоей вины нет, — наконец произнес он. — Это я — идиот, должен был догадаться, что они ко мне явятся.
— Ты хотел, как лучше, защищал меня.
Грузовик тряхнуло на особенно высоком бархане и обоих слегка подбросило. Оказавшись снова в относительном покое, Сафия прижалась к Мухаммаду, спрятав лицо у него на груди. Она казалась хрупкой и беззащитной. Всего лишь женщина, а не солдат, как он вначале думал. А раз женщина, значит, правильно, что ищет его защиты. С этой мыслью Мухаммад приник подбородком к её макушке.
— Почему ты пошла в спецназ? — через некоторое время тихо спросил он.
— Пригласили, — неопределенно ответила Сафия. — Я неплохой снайпер. Опять же стабильность, какие-никакие гарантии…
— А арабский почему выучила?
Сафия шевельнулась и удобнее устроилась у него на груди.
— Из-за песни из «Аладдина»…
— Из-за песни?
— Да. Ты же смотрел тот диснеевский мульт? Помнишь, там была песня про целый новый мир? Всегда хотелось туда попасть…
И она стала напевать: «Волшебный мир, я верю — сбудутся мечты. Дивный прекрасный край, он словно рай. Слепит глаза от этой красоты…»
Мухаммад не помнил ни мультфильма, ни песни, но тихо певший голос Сафии показался ему очень приятным. Песня, что она пела, напоминала детскую колыбельную. А потому он просто закрыл глаза.
Они ехали так еще какое-то время. Должно быть, недолго. И все же Мухаммаду удалось задремать, несмотря на неудобства, причиняемые наручниками. Давала о себе знать крайняя усталость. Близость Сафии отчасти смогла снять напряжение, но сон его был тревожным и чутким.
Внезапно грузовик остановился. Мотор заглушили. Мухаммад с трудом разлепил веки. Сафия подняла голову, выпрямилась и прислушалась — хлопнула дверца, стали слышны голоса находившихся в кабине, затем звук шагов по песку армейских ботинок. В следующий миг двери грузового отсека распахнулись и в открывшемся проеме появились силуэты двух вооруженных автоматами мужчин в военной камуфляжной форме. Их лица скрывали трикотажные маски. Они проворно запрыгнули в отсек. Третий ожидал снаружи.
Сначала они схватили Сафию и грубо, одним рывком, поставили на ноги. Один из них легко, словно невесомого котенка, подхватил её, перебросив через плечо, и выпрыгнул из машины. Второй потянул за ворот футболки Мухаммада, пнув его в бедро носком ботинка.
— Встать, сирийское отродье! — рявкнул он над самым ухом.
Мухаммад среагировал не сразу, но понимая, что преимущество на стороне врага, решил не сопротивляться и попытался сделать то, что приказывали. Попытка подняться на ноги самостоятельно не увенчалась успехом, а потому вскоре Мухаммад ощутил дикую боль — его схватили за росшие на макушке, ближе к затылку, волосы, как раз там, где до этого нанесли ставший роковым удар прикладом. Он зашипел и скорчился, пытаясь встать и жмурясь от боли.
Лишь только удалось подняться на ноги, автоматчик схватил за плечи и толкнул к выходу. Выпрыгивать из грузового отсека со скованными за спиной руками Мухаммад не умел. Он дождался, пока его вытолкнут оттуда ударом в спину. К счастью, он смог вовремя сгруппироваться и приземлиться относительно мягко.
Удерживаемая двумя остальными Сафия наблюдала за его падением и тем, как пинками под ребра его пытались заставить снова подняться.
— Поднимайся, скотина! — орал один из них, активно пиная Мухаммада в живот.
От особенно сильного пинка у последнего потемнело в глазах от боли. Однако же он смог встать вопреки ей и острому чувству унижения. Помогала кипевшая в крови ярость, которую Мухаммад сдерживал, как мог, опасаясь не столько за себя, сколько за Сафию.
Их повели куда-то по темноте пустыни. Было прохладно. Ночью песок всегда быстро остывает, и в пустыне делается зябко. А после недавно утихшего урагана и подавно, она, казалось, излучает холод. Мухаммад шёл и чувствовал, как этот холод проникает под футболку, заставляя поневоле дрожать.
Прошли всего несколько сот метров, прежде чем позади раздался приказ: «На колени!». Мухаммад подумал, что это их последние мгновения, и взглянул на Сафию. Она изо всех сил старалась не выдать охватившей её дрожи. Её взгляд красноречивее слов говорил: «Я понимаю — до рассвета мы оба не доживем».