В заключение Леонид побывал и на Никольском кладбище, где был погребен Жариков. Нашел его могилу с небольшим гранитным параллелепипедом памятника. Даже побеседовал с могильщиками, показал им фотографию и те, чтобы мент отстал от них поскорее, сказали, что да, действительно, в эту могилку в марте поклали этого самого мертвяка. И родичи попались хорошие, поставили бригаде три литра финской водки.
Конечно, Степанов, вместо того, чтобы бежать по такому длинному кругу, мог бы сразу же побеседовать со вдовой. Однако вдова по какой-либо причине правды могла и не сказать. Степанов прекрасно понимал, что общение с родственниками подозреваемых способно вызвать у следователя лишь головную боль. Правда, иногда дело заканчивалось постелью, но и это не продвигало расследование ни на дюйм.
Однако полученный результат более чем удовлетворил компаньонов. Выходило, что ни один из людей, которые были записаны на сайте «Мегаполиса» на счет Дюймовочки, не был ею убит. Это позволяло с большой долей вероятности оставить лишь две версии.
1) В качестве игроков-киллеров в «Мегаполисе» используются симулякры, которые, естественно, не могут причинить никакого вреда реальным людям.
2) Игроки реальны, однако никакие они не киллеры. И все их «подвиги» – это всего лишь искусная мистификация, на которую ловятся десятки тысяч доверчивых юзеров.
Из этого следовало, что шантаж по поводу криминала отпадал. Однако не все было потеряно, оставалось уклонение от уплаты налогов. А это в неуклонно нищающей, несмотря на богатство недр, России карается гораздо сильней, чем криминал.
Конечно, Танцор хранил чудовищное для начинающего убийцы самообладание недолго. Когда вернулся домой, то его тут же «отпустило». Ощущение было примерно такое же, как после наркоза. Собственно, это и был наркоз, который он дал себе сам, настолько войдя в роль, что ничего, кроме этой роли, не знал, не понимал и не чувствовал. Это было какое-то необычайно глубокое погружение, какого ему не довелось испытать за всю свою первую жизнь – сценическую.
Потом, дома, через пятнадцать минут, которые Танцор уже непонятно зачем и перед кем «доигрывал», его и мутило, и рвало, и поносило, и ломало. Стрелка, в которой тоже произошли внутренние изменения, подтирала за ним и нежно его выхаживала. И, без всякой брезгливости выжимая тряпку, вспомнила, как этот скот решил сделать из них дуэт. Зло усмехнулась, – что же, уже дуэт, приплыли!
О том, что и как произошло в «Русской возвышенности», они не говорили. Стрелке вполне хватило информации, которую во второй половине дня повесили на сайте. Впившись глазами в фотографии, она пыталась найти в них хоть какие-то знакомые черты. Но не находила их. Фигура, позы – это, конечно, совпадало с Танцором. Но лицо было совсем другим, ничего общего. Это был не Танцор. Таким он никогда не был и, казалось, быть не мог ни при каких обстоятельствах. Да, если так пойдет и дальше, из него совсем скоро выйдет супер. А кем же станет она? Наверное, супершей. Человеком без пола, обеспечивающим разведку и надежный тыл.
Стрелке это не нравилось. Танцору тоже. Однако у Танцора это недовольство было качественно иным. Он по-прежнему, вспоминая о Сисадмине, испытывал злость. Его ещё больше стало бесить свое подчиненное, скорее даже рабское положение, полная зависимость от навязанных ему правил жизни. Танцор ещё больше чем прежде жаждал освобождения.
Но, вместе с тем, он уже не мог забыть ощущений, которые испытал, всаживая пулю за пулей в Пьеро и наблюдая его агонию. И эти ощущения, как это ни казалось ужасно при абстрактном взгляде на проблему, не были однозначно отвратительными. Это было новое, доселе неведомое знание о жизни, точнее о её последних мгновениях, когда она, превозмогая все на свете пересекает финишную черту. Точнее непрозрачную плоскость.
И Танцору удалось увидеть, как при съемке рапидом, что фигура бегуна не сразу проваливается в невидимое небытие, а медленно – рука, нос, подбородок, колено, бедро, грудь, затылок, спина, вторая нога, вторая рука, кисть руки, кончики пальцев, ноготь среднего пальца – входит в абсолютно черное ничто. И некоторое время существует и здесь, и там.
Более того, Танцору показалось, правда, может быть, он и ошибся, что при всем этом выделилась какая-то неведомая, но явственно ощутимая энергия, которая обдала своим нестерпимым жаром и его. Танцор вроде бы даже ощутил, правда, совсем немного, что чувствовал, как внутренне изменялся Пьеро, входя в недоступную для всех других область. Пока недоступную. Танцор смутно помнил, что рушилось мироздание. Пространство закручивалось в смерч. Это длилось, наверное, тысячную долю секунды. И ещё примерно столько же он ощущал невероятную радость, ни на что известное не похожую.
Потом, анализируя на следующий день все, что с ним произошло, он вначале предположил, что это была радость от того, что его невероятное предприятие закончилось успешно. Потом подумал, что это особое чувство, которое испытывают садисты. Теперь же Танцор понимал, что это лишь половина правды, это необыкновенное счастье им дарят их жертвы, делятся с ними малой долей своего счастья освобождения.
Когда он рассказал все это Стрелке, то она, как человек рассудительный и ироничный изрекла: «Практическая метафизика, дорогой!»
Однако шло время, а они все ещё не сделали для своего освобождения практически ничего. Одна версия сменяла другую, а в окно уже стучалась третья. Стрелка ломала один сайт за другим, искала хоть какие-то следы Сисадмина и всей его банды, но они не обнаруживались. Так что поиск истины происходил по старинке, как это было в афинской Академии во времена Платона, в процессе устных бесед.
Уже давно было понятно, что «Мегаполис» не коммерческое предприятие. Слишком уж велики были затраты на его содержание, если они и покрывались дебильными юзерами, то прибыли оставалось, наверняка, с гулькин нос. Так, на пару обедов в «Рэдиссон-Славянской» для всего коллектива и на пять ящиков «Спрайта».
Ненамного правдоподобней выглядела версия о том, что таким экзотическим образом ФСБ подготавливает для себя киллеров. Зачем вся эта виртуальность? Зачем загонять людей насильно, как это сделали с Танцором, когда у них, несомненно, на эту работу уже выстроилась длиннющая очередь, и к претендентам установлены куда более жесткие требования, чем это было в шестидесятые годы, когда набирали людей в отряд космонавтов?
Однако ФСБ, конечно, сбрасывать со счетов было рано. Это могла оказаться их работа на перспективу, когда компьютер, подключенный к Сети, станет в России такой же банальностью, как сейчас телевизор. И тогда игры типа «Мегаполиса» могут очень даже пригодиться, поскольку способны отлично работать на социальную стабильность. Миллионы дебилов начинают проводить все свое свободное время у мониторов, наблюдая, как их любимые герои творят бесчинства, играя на низменных чувствах аудитории. Предположим, в Москве исламистские террористы устроили взрыв. Аудитория голосует за то, что надо мочить муслимов. И игроки со всех игровых сайтов забивают на рынках всей страны штук тридцать кавказских торговцев, не обращая внимания на их вероисповедание. Страна на время успокаивается. Естественно, когда народ потребует крови очень крупных чиновников или бизнесменов в законе, то будут подтасовки результатов голосования, и мочить будут кого-нибудь рангом пониже или же решивших жить не по понятиям.
Такие вещи невозможно устраивать на телевидении, потому что оно не может быть анонимным. В Сети же – за милую душу. Кто создал сайт, кто дирижирует игрой, откуда приходят деньги, куда они уходят, где установлен сервер? А кто ж его знает? Вполне возможно, что и само государство, которое при помощи противозаконных анонимных действий стремится управлять ситуацией наиболее оптимальным и эффективным способом. «Кто владеет информацией, тот владеет миром» – это совершенно справедливая формула, если настоящее время дважды употребленного глагола заменить на будущее.