У Ромы от удивления вытянулось лицо, и отвисла нижняя губа. Он стал похож на лошадь, которая впервые в жизни увидела скачущую по тропинке лягушку. Осипов начал развивать свою очень нетривиальную идею:
– Сейчас ты мне все рассказываешь про «Мегаполис», где тебе, уж не знаю за что, платят твои черные баксы. И мы по-хорошему расходимся. Вот и все. И ты продолжаешь оставаться добропорядочным налогоплательщиком.
Удивление Родионова возросло ещё больше, отчего тотдаже как-то по-дебильному приоткрыл рот:
– Леша!Я не думаю, что ты после этого долго проживешь. Вот в чем дело-то! Опомнись!
– А ты меня не пугай. Дюймовочка что ли замочит?
– Да ты совершенно не понимаешь в чем тут дело-то. Я-то, к счастью, не все знаю. А ты даже принципа не представляешь! Еще раз говорю, бери деньги и отваливай. Если ещё не поздно.
– Не выводи меня из себя. А то ведь завтра эти две распечатки будут уже на Новокузьминской, в налоговой полиции. А там все ваше блядское гнездышко раскрутят. Там, чувствую, не тремя годами пахнет.
Этот тягостный разговор продолжался довольно долго. Каждый твердо стоял на своем. Потому что Родионов хотел предостеречь Осипова от необдуманного поступка. Впрочем, не так уж и хотел, поскольку судьба этого оборзевшего мента его мало интересовала. У него самого могли возникнуть серьезные неприятности, если подробности их общения станут кому-нибудь известны.
А вот кому станут известны – он это тоже не вполне представлял. Потому что заказчиков от исполнителей, к коим принадлежал Роман, разделяла непроницаемая завеса секретности. Можно было лишь предполагать, что вся эта карусель раскручена государством, каким-либо его сильно мускулистым департаментом, а не бандитской корпорацией. Хотя утверждать что-либо наверняка было невозможно.
В конце концов Роман сдался. Потому что мент оказался абсолютно неуправляемым, а сидеть в тюрьме даже год Роману сильно не хотелось. Не такой уж он незаменимый в проекте, чтобы его стали отбивать у правосудия, рискуя засветиться.
Роман попал в контору совершенно случайно. Приятель отца, Игорь Петрович, узнав, что он не знает, куда можно сунуться с новеньким дипломом, здоровымчестолюбием и стремлением не выпасть в осадок с молодых лет, решил помочь парню.
Для начала прощупал, а точнее как следует проэкзаменовал Романа, оставшись довольным не столько глубиной знаний, сколько способностью к парадоксальному мышлению. Знания по нынешним временам – капитал хоть и необходимый, но постоянно обновляемый, по дороге можно добрать все необходимое, чтобы потом, раз пятьдесят, сбрасывать устаревшее, как отмершие клетки кожи, и наращивать новые, современные сведения о мире беспрерывно обновляющихся цифровых технологий.
А после этого, первого этапа проверки на соответствие представил Романа начальнику проекта. Не всего, конечно, проекта,а лишь его части, над которой и работала контора. Шеф, встретившись с молодым программистом, устроил свою проверку, гораздо более пристрастную, поскольку был не другом семьи, а человеком, на которого возложили серьезнейшее дело и поставили большие деньги.
Роман выдержал и этот экзамен. После чего был зачислен в штат отдела в» – 11 на стартовую зарплату, которая двадцатидвухлетнего человека, начинавшего жить, более чем устроила.
Правда, перед этим была ещё одна процедура – собеседование с начальником службы безопасности, человеком с весьма интеллигентными повадками и лексиконом, за которыми отчетливо проступал холодный цинизм по отношению не только к личности человека, но и к его жизни.
В результате Роман понял, что отныне в правовом отношении он стал кем-то типа советского разработчика первой ядерной бомбы. Со всеми вытекающими из этого как минусами, так и плюсами. Плюсов, естественно, было гораздо больше.
И наконец-то, Родионова начали учить «плавать», по старинной педагогической традиции, что называется, швырнув его, очумевшего, истошно машущего руками и ногами, в воду. Правда, было там не столь и глубоко, поэтому не было никакого риска ни для педагогов, ни для стажера, ни для работы. То есть ничего напортачить новичок не смог бы, если бы даже очень захотел.
А через полгода он уже был практически наравне со всеми. И ему дали свой кусок. Это была разработка интеллектуальной самообучающейся программы нового типа, базирующейся не в конкретном компьютере, а в Интернете. Такова была тематика их конторы. Другие делали то же самое с различными вариациями.
Дело было интересным и чрезвычайно перспективным, поскольку очень напоминало создание живого человека, точнее – его сознания. В качестве базы для программы брались, как объяснили, записи биопотенциалов конкретного мозга в самых разнообразных режимах, в связи с чем работали вместе с нейрофизиологами. И задача Романа состояла в том, чтобы навешивать на это «человеческое» ядро, что называется, «мясо».
То есть Роман адаптировал этот, если можно так сказать, «рассудок» к существованию в Интернете. Дополнял «органами чувств», «двигательным аппаратом», «пищеварением», позволявшим длительное время существовать автономно, и прочими необходимыми программными приложениями. Но главное, конечно, заключалось в формировании механизма мотивации поведения, выбора цели.
Да, все это очень походило на человека, но только «безоболочкового». Программа, которую делал Роман, называлась «Танцор». Нейрофизиологи, которые были гораздо больше посвящены во всю эту биологическую подоплеку, иногда проговаривались, из чего можно было понять, что прототипом программы стал какой-то действительно то ли актер, то ли танцор, с которым что-то такое случилось года два назад.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что Роман довольно скоро начал звать свое детище Танцором, без всяких кавычек. И это было вполне естественно, поскольку он, как и положено всякой эвристической программе, вел себя зачастую непредсказуемо. То есть обладал «характером», «личностью», со временем у него сформировались свои «привычки». А ещё через некотороевремя Роман отбросил кавычки и в словах характер, личность, привычки. Для лучшего понимания процессов, которые протекали в недрах Танцора, гораздо удобней было воспринимать его не только живым, но и разумным существом.
Конечно, ни общаться с ним, ни читать его мысли было невозможно – в обычном, человеческом, смысле этих действий. По той простой причине, по какой люди и создавший их Бог не могут вступить в контакт. Опять же и в человеческом смысле этого слова, и в божественном. Можно было говорить лишь об импульсе создания, о задачах, вложенных в Танцора Романом, которые ему предстояло выполнять уже самостоятельно, не понимая их смысла. Опять же, возвращаясь к тайне создания человека, можно провести параллель со «смыслом жизни», который никому не дано постичь.
Смысл жизни Танцора заключался во взламывании и уничтожении серверов. Романа, конечно, никто не посвящал в стратегию всего проекта. Однако он, как человек весьма неглупый, понимал, что делает что-то типа солдата третьей мировой войны, когда боевые действия будут вестись в основном в виртуальной сфере, в Мировой паутине. И одержанные там победы будут в реальной жизни для противника катастрофическими, поскольку лет через двадцать – тридцать от исправной или неисправной работы управляющих компьютеров жизнь каждого человека будет зависеть процентов на девяносто.
Разрушил управление Чикаго, и тут же Чикаго погружается в хаос техногенных катастроф, пожаров, взрывов, ядовитых выбросов, мгновенного одичания толп, мародерства… И на следующий день в Чикаго уже нет не только ни одного целого оконного стекла, но нет и промышленности, и городской инфраструктуры, и транспорта. Нет и ни одного психически здорового человека, поскольку человек, на несколько часов погруженный в первобытную стихию, возвращается из неё с огромным трудом и главное – с большой неохотой. В процессе падения всякий предмет, а человек, по твердому убеждению Романа, тоже является предметом, расходует всю свою потенциальную энергию, и на движение в обратном направлении ничего не остается.
Роман был доволен полученным результатом. Его Танцор принципиально отличался от всех моделей, созданных до него. Он обладал ярковыраженным интуитивным мышлением, что позволяло ему находить совершенно неожиданные решения, сбивавшие с толку противников.