— Я люблю тебя, Осаму… — с придыханием и болью говоришь, ощущая, как рвется последняя ниточка в твоей груди, пока слезы скапываю на обломки дома, а твои слова утопают в криках Доппо. Ты со страхом нажимаешь на курок…— Прости меня… Любимый…
Убийство Дазая стало для тебя точкой отправления в небытие. Ты словно потеряла все эмоции, и даже, ранее такое долгожданное возвращение домой, не сделало тебя счастливой. Это было подобно адской пытке, что терзала твой разум, тело и душу. Ты не могла смириться с тем, что произошло и, в общем-то, не понимала почему? За что? Зачем? Для чего? Столько вопросов пожирало тебя, не давая нормально жить, думать и даже спать. Ночи были каторгой, что пожирала тебя, оставляя одни косточки, которые вскоре начинали разлагаться, будто их никогда и не было, пронзая тело острой и тянущей болью. Угрызение совести за убийство такого дорогого человека пожирали тебя. Ты полностью игнорировала всех: надоедливую прессу, которая приходила к тебе узнать, где находились люди, что пропали так же странно, как и ты; родителей, что переживали за тебя; подругу, которая была взволнована пропажей брата и твоим возвращением, что посещала тебя всё время; психологи, что не могли достучаться до тебя, ведь ты просто, практически всегда, молчала. Все равно, что они скажут, проблему это не решит. Осаму не воскреснет, а твоя любовь к нему, зародившаяся на крови и осевшая в глубинах твоей души, не исчезнет. Все воспоминания пролистывались, как альбом фотографий, подобно фильму. Ты вспоминала все радостные моменты, и от этого становилось только хуже… Кто сказал, что вспоминая счастье ты испытает его заново? Этот человек лжец, предатель и душегуб! Ведь боль от счастливых воспоминаний была хуже каждодневной гильотины. Ты почти не ела и не спала, вся жизнь там начала казаться сном, который медленно растворялся в памяти, оставаясь для тебя далекой недостижимой мечтой, что словно назло сплетались с желаниями на будущее, которого теперь не достичь. Но самое главное тебя начали преследовать призраки… Неважно, заперта ли ты в своей комнате или же на улице в саду. Словно отовсюду на тебя смотрели глаза тех, кто умер от рук Осаму, они обвиняли тебя в их смерти, говоря, что твой мужчина убил их из-за тебя. Это вызывало дикий сумасшедший смех и ярость, что разливалась потоками в твоем теле, вместе с алой кровью, закипая в жилах. Смешиваясь, чувства давали взрывчатку в виде истерики, с битьём посуды и смехом. После себя они оставляли зияющее ничто. Разруха, хаос твоего внутреннего мира, который разбился подобно фарфору. Мелкие осколки стекла резали сердце, придавая ему новой боли. Боль — это не жизнь, а просто ее доказательство. Такое страшное и ужасное доказательство, что от него теряешь рассудок и сознание. Остаётся отдаться вымышленным идеям, в надежде спрятаться от всего мира, от всей правды. От всего, что могло быть или не могло. Слезы высохли и просто перестали течь. Твои глаза жгли и были красными, словно ты стала зомби и, смотря в зеркало, хваталась за волосы, падая на колени в жутких рыданиях, когда слез уже не было. Жизнь стала ужасным бременем, от которого сбежать можно только одним способом… Смертью…
Сидя в своей комнате, ты с пустотой смотрела на мир за окном, который казался тебе ненастоящим, словно был игрушечной моделькой того, что бы хотела назвать домом. Тучи покрыли небо и не отступали, словно подстраиваясь под тебя, делая весь мир серым. Снег, лежащий на земле, не блестел и потускнел под темными занавесками небес, скрывая свой яркий приятный цвет, пока ты утопала в черноте все глубже и глубже. Даже ночи не были белыми, становясь чистым черным покрывалом без звезд. Рядом с твоей кроватью сидела Кэйко. Она была измучена, и твое состояние заставляло девушку замяться. Она сжимала кулаками подол своей розовой водолазки и смотрела своими зелёными глазами в твои пустые, словно в попытке выведать там все ответы. Она явно была озабочена твоим состоянием, но тебя это не волновало. Ты просто как всегда смотрела на мир за окном, ощущая как пустота, та самая дыра в груди растет и растет, взывая тошноту. Хотелось блевать и мотать головой, словно в попытке сбросить ее с плеч, когда ты понимала, что приходишь к грани, которую никогда не сможешь отодвинуть от себя, стоит будет ее коснуться.
— (т.и)… — ее голос боязливо дрогнул, когда теплая ладонь накрыла твою. Кэйко явно беспокоилась о тебе, переживая о состоянии, словно была тебе родной сестрой. Хотя ты понимала, что на то были причины. Она явно ожидала, когда ты решишь поделиться всем, чтобы она могла узнать, что с ее братом, почему ты такая, да и, что за чушь творилась в этом мире. — Пожалуйста, скажи, что произошло… Я знаю это ужасно, но я хочу знать, где Каору и тебе тоже нужно выговориться, станет легче. — девушка закусила губу, пока ее голос был тихим, она явно волновалась за тебя, стараясь действовать как можно более аккуратно, хотя твой воспаленный мозг воспринимал все слишком в штыки.
Сколько раз ты уже слышала это все? Десять? Тридцать? Может сто? Где-то так или больше. Все кому не лень, говорили, что тебе нужно поговорить, выплакаться и успокоиться, но никто не пытался понять, что у тебя на душе. Все словно считали, что от всего можно избавиться, какими-то жалкими словами, словно в душе у тебя цветочный рай с бабочками наперевес. Страшно представить, что раньше ты была одной из них. Такой же самоуверенной и глупой, не понимая, что есть боль, которую невозможно пережить.… И.… Это действительно была другая ситуация. Тут не помогли бы разговоры, тебе бы никто и не поверил, и просто покрутили пальцем у виска, называя тебя сумасшедшей, словно ты больно из психбольницы, хотя попадание туда было уже вопросом времени, ведь все врачи трубили об этом в яром порядке.
— Выговориться… — твой голос хрипел, когда ты издала звук и подруга оживилась, это был первый раз, когда ты заговорила с ней, а не просто билась в истерике или безмолвно сидела. Да и говорить ты начала, только потому, что сердце казалось, уже совсем сгнило в пучине боли и отчаяния, словно прокаженное.
— (т.и), я так рада! Боги… — с ее глаз потекли слезы радости, пока она смотра на тебя, прямо в твои тусклые глаза, что отражали в себе только безразличие, что мешалось с гневом. — С тех пор как тебя нашли на берегу, то ты не говорила… — она вытирает слезы пальцами, тут же кидаясь нежно и тепло обнимать тебя, явно будучи счастливой от того, что происходит, к сожалению девушка не знала что ее ждет, вед ты была у самого края в бездну. Несмотря на то, что это было тепло, совсем ничего не тронуло твою душу, ведь там уже зияла огромная безмерная дыра — пустошь. Некий кратер, который остался от удара чего-то тяжкого, да вот только удар ты не выдержала, пока твоя оболочка трескалась по кусочкам.