Его шепот был похож на речь безумца. У Вивьен от него по коже бежали мурашки.
– Они наказали меня за брата. Они всех нас наказали. Но я докажу, что я хороший король, дорогая! – Если бы Вивьен сейчас могла обернуться, то видела бы, как блестят глаза короля. – Я верну им утраченное! Вновь заселю Мертвые земли. Тогда боги узрят, что я всегда был их самым преданным слугой. Они простят меня и наших детей. Адель одна должна была выжить по их замыслу. Но ей придется умереть.
Вивьен трепыхнулась.
– Да, придется, – король провел пальцами по тонкой белой шее, нежно убрал в сторону длинные растрепавшиеся волосы. Наслаждаясь тем, как бессильна в его руках королева. – Она не должна родить от этого ублюдка. Не знаю, почему ее простили боги. Может, потому что я уже начал завоевывать земли… Когда составлял тот пакт, я собирался обмануть богов, а не задобрить. Собирался вывернуть эту ситуацию себе во благо. Но сейчас… сейчас я не хочу, чтобы прерывался род Флемур. У Калета и Шарлин должны быть дети. Они продолжат мою ветвь. Ветвь королей, которых вскоре благословят боги. Но вы, моя дорогая…. вы этого не увидите.
Хватка на шее стала стальной.
Вивьен позвала магию. Сплела заклинание, но… оно не сорвалось с ее пальцев. Не захотело ужалить короля. Ей будто кто-то помешал. Кто-то не давал сотворить задуманное.
А хватка стала только сильнее. Королева боролась за жизнь до последнего. Пыталась высвободиться, оттолкнуть, расцарапать лицо мужу напоследок.
Ее рука ослабла и упала за несколько мгновений до того, как сердце королевы перестало биться.
Тэйрен Флемур отпустил тело жены на ковер. Прикрыл глаза.
А перед его внутренним взором встала королевская кровать. Ее пустующая половина. Ночами иногда и ненадолго ее занимали фаворитки короля. Но не Вивьен. Вивьен ее уже давно не занимала.
И больше не займет.
Глава 7
Алина Невская/леди Этьен
Порывы ветра уже несли холод. Но стоило ему утихнуть, а солнцу выглянуть из-за облаков, как вновь хотелось спрятаться в тени. Именно в такую погоду мы вышли на пикник с Роналдом.
Слуги организовали все в стенах замка. Расстелили плед на небольшой полянке почти у самых стен, принесли закуски и напитки. Решение устроить пикник было не за мной, но я приняла предложение. И сейчас сидела в полуметре от герцога, крутила в руках яблоко и смотрела в голубое, покрытое белыми облаками небо.
– Как ваше самочувствие, Алина?
Да, была еще одна причина, по которой мы расположились отдаленно от людей, отослали слуг. Тут Роналд мог называть меня настоящим именем. А я отзываться на него и мысленно задавать себе вопросы о том, насколько моему собеседнику сложно принимать происходящее.
– Уже лучше, ваша светлость, – кивнула я. – Спасибо.
Это был первый раз после нашего возвращения из королевского дворца, когда мы могли наконец-то нормально поговорить.
– Некромантия, – отметил он, дернув уголком рта. – Не хотите рассказать мне, что это все значит?
– Ну, ведь Священный град отказался от нас, – усмехнулась я. – Значит, нет больше причин сдерживать свой потенциал.
Шутку герцог не оценил, продолжал смотреть на меня тяжелым испытующим взглядом.
И я сдалась.
Пропала та стена, которая мешала мне быть предельно честной с этим мужчиной.
– Как я и говорила, ваша светлость, Адель все еще тут. И мне нужно освободить ее душу. Иначе мы обе погибнем. А для этого нужна некромантия.
– Но то, что вы сделали с той собакой?..
Я вздохнула, понимая, о чем он хочет сейчас узнать.
И я рассказала о Графине. Объяснила наконец-то, как нашла тайник главного псаря. Что это была не моя магия, а призрак собаки, который показал истинное положение писем короля.
Роналд слушал этот короткий рассказ и не перебивал. Несколько раз хмыкнул. А потом спросил:
– То есть вы переселили душу служебной собаки в декоративную?
Я скривилась:
– Она меня за это ненавидит, уж поверьте.
В памяти всплыли первые минуты после ритуала. Графиня вначале не поняла, что произошло, а потом… как поняла! И следующий день ее попросту невозможно было успокоить. Она пучила глаза, лаяла, носилась по комнате. А когда первая буря улеглась, она просто сидела и смотрела на меня как на предательницу. Укоризненно, молча, расширенными от ужаса глазами-бусинками.