Но вслух свои мысли я не озвучил. Допив напиток, просто вернул чашку на поднос и улегся на диван, подложив под голову несколько маленьких, красиво вышитых подушек.
– Вы спать будете? – голос Софи был тихим, в нем даже прорезалась совершенно непривычная робость.
– Хотелось бы, – ответил ей, прикрывая глаза. – Меня сморило что-то. Скоро нам отправляться в путь, а я не спал толком… последние трое суток.
– Да-да… – Она замялась, умолкла. Послышался шорох, скрип дверцы и шелест тканей. Похоже, она искала, что взять в дорогу. Спустя минуту я буквально почувствовал, что супруга стоит рядом.
– Что еще? – уточнил, открыв один глаз.
– Вот, – ответила она, протягивая мне теплое шерстяное одеяло. – За ночь дом остынет, и будет прохладно. Мы же без магии греем. Печкой.
– Спасибо, – буркнул, укрываясь и отворачиваясь на другой бок. Лишь бы не видеть эту глупую наивную дурочку. Я ведь мог оказаться сволочью и сейчас вытворял бы с ней такое… Неужели она не понимает? Верт знает что! И матери ее высказать пару слов не помешало бы. Если не смогла втолковать собственной дочери, что такое элементарная осторожность, то хоть бы с собой ее брала и присматривала. А теперь мне с ней таскайся, пока не пойму, как развод оформить. Не тащить же ее на войну, в самом деле?! Что же я наделал?..
Нет, это, должно быть, кошмар. Проснусь – и все станет прежним.
Я почти убедил себя в нереальности произошедшего, но тут же услышал тихое позвякивание посуды.
– Спите-спите, – выпалила Софи в ответ на мой недовольный взгляд, унося поднос с чашками. – Хороших снов.
Дверь в гостиную закрылась, и я упал на спину, закинув обе руки под голову. Уставившись в потолок невидящим взглядом, вспомнил вдруг, как поругался с отцом перед отъездом. Он требовал от меня только одного – достойного поведения.
– Ты – Ллойд! Дарг на службе Его Высочества! Так не смей уподобляться своим друзьям, которых хватает только на бордели и карточные клубы! Хватит жалеть себя, Джеймс, жизнь продолжается!
Но я жалел.
А как иначе, когда ты привык жить по плану? Когда детально расписал каждый пункт, каждый следующий шаг. Учеба, отличная практика, женитьба… И вдруг война, призыв и предательство той, кого считал единственной.
Да, я сорвался. Проиграл кучу денег, пропил их, прогулял с Марком и Ирвином… Уехал с ними Верт знает куда, чтобы продолжать предаваться разврату и унынию. И вот. Женился.
Нервно перевернувшись на бок, закрыл глаза, пытаясь все-таки уснуть. Но мысли разрывали голову на части.
Чего она ждала от этого брака? Софи Эстерхаун. Навязывая себя в жены Марку Винчерту. Пусть даже не знала, что он обручен… Чего она ждала? Сочувствия? Понимания? Или хотела проникнуть в сердце через постель, сначала пробудив страсть? Бред… Что могла показать невинная девица такого, чего Марк не видел в борделях? Дура.
Думая о Софи, снова почувствовал небывалое раздражение и немного злость. Причем злость на себя… Она ведь даже не знает, с кем связалась и что ее теперь ждет. Если не смогу устроить развод, то дальше война. Я – тот, кто покажет ей самое ужасное, что можно увидеть.
Глупая, глупая дурочка. И я – идиот.
Нужно найти способ и расторгнуть брак с ней, пока не поздно. Вернуть ее матери, велеть запереть на замок и хорошенько наказать за проступок.
В соседней комнате что-то упало, затем послышалась ругань. Софи выражалась не хуже портовых мужиков, и я поморщился, поздравляя себя с “успешной” женитьбой.
– Бросаю пить! И точка, – пообещал вслух, закрывая глаза. И тут же добавил тихо: – Но не сразу. Резко бросать нельзя.
Глава 3
как прекрасна мечта — и ужасно воплощение
Я почти не спала в эту ночь.
Да и как тут уснуть, когда такое в жизни приключилось? И как только угораздило?!
Все началось перед маминым отъездом: я снова просилась взять меня с собой, на этот раз настаивая сильнее прежнего.
Мир ждал меня, манил! Но мама не понимала. Она отказывала раз за разом. Вспоминала то, как уехала однажды сама, и запрещала даже думать о столице и других городах.
– Там слишком опасно, а здесь ты дома. И на этом закончим, – сказала она, отворачиваясь. Будто точку в последнем предложении письма поставила.
– Ты не можешь держать меня взаперти всю жизнь! – закричала я, чувствуя отчаяние.
– Могу! – внезапно сказала мама и так на меня посмотрела, что стало очевидно: уговоры бессмысленны, она не отпустит.
Я даже провожать ее не вышла – так обиделась. Сидела в своей комнате и думала-думала… постепенно впадая в тоску. Хотелось одного: бежать прочь, но в нашем Кельхельме меня знала каждая собака, сопровождать никто бы не решился. А одну в дорогу ни один извозчик не взял бы с собой.