Впереди, за раскачивающейся спиной с обыкновенным сине-серым нейлоновым рюкзаком, вдруг проглянул теплый оранжевый цвет. Он был цветом исполняющихся надежд для меня, цветом выхода из объятий страшного кошмара в светлое утро реальности. И я чувствовал Дорогу, ощущал всем своим встрепенувшимся нутром Проходимца, потянулся к ней, еще живее переставляя ноги в очередном забеге в этом мире. Хотелось бы, чтобы в последнем. Здесь последнем.
Только кошмар все еще преследовал меня: я с ужасом увидел, как оранжевое, неразрушимое полотно Дороги покрывается сетью трещин прямо у меня под ногами, осыпается чешуйками, плиточками, черепичками, превращается в мелкий оранжевый песок…
Да что же это происходит!!!
— Давай не отставай, не оглядывайся — соляным столпом станешь! — прикрикнул незнакомец. — Видишь, мир закрывается!
«Мир закрывается, — лихорадочно закипели мысли. — Вот, значит, как это происходит — сама Дорога разрушается в этом мире, чтобы никто не проник больше в него… или чтобы ничто из него не вырвалось».
Я глянул под ноги — оранжевый песок превращался в легкую невесомую пыль, тут же разлетающуюся на ветру. Удары моих ботинок вздымали ее вокруг ног, она мутным облаком клубилась вокруг и исчезала без следа. Дорога прекращала существование. Я прибавил скорости, догнал границу разрушения и, движимый внезапным желанием, на бегу захватил горсть оранжевого песка и камешков, сунул в карман комбинезона, захватил еще…
Простите, дорогой капитан Чаушев, извините, Евгений Викторович: не сподобился я забрать ваш груз из этого чертова места! А раз не получилось, так хоть этого щебня руками зачерпну — вдруг сойдет?
Поднимался ветер: воздух явственно заструился вокруг меня в обратном направлении, намного быстрее той скорости, с которой я бежал. Мимо снова полетел мусор, снежная пыль… Зона всасывания нас настигла. Каждый шаг становился все труднее и труднее. Я рвал легкие и сухожилия в тщетных попытках ускориться и не отстать от мелькающей в снежной пыли спины незнакомца, хрипел, толкался ногами изо всей силы, но чувствовал, понимал, что катастрофически не успеваю…
Крепкая рука схватила меня за ворот комбинезона, поволокла вперед. Снежный буран, несущийся мне навстречу и дальше, мимо меня — в ненасытную глотку синего сияния, потемнел и стих. Я словно потерял контроль над телом, поплыл в серой, заволокшей все вокруг субстанции Перехода, отдался на волю сильной, влекущей меня руки…
И выпал на твердый, теплый псевдоасфальт Дороги. Не удержался на ногах, упал на колени, потом, вообще, лег на манящую и такую дорогую мне сейчас монолитную,цельнуюповерхность, перекатился на спину, раскинул руки… и просто смотрел в хмурое небо. Небо, имеющее цвет осени. Серый цвет. Не розовый.
Сколько времени утекло с тех пор, как я, Данилыч, Санек, Нэко со своей сестрой Ками прошли из этого (а я был уверен, что именно из этого) мира в грязно-розовый ад Пиона? Пять дней, неделя?
Здесь все так же пахло опавшей листвой, сыростью, туманом… С серого, такого милого мне сейчас неба моросил мелкий, но настойчивый дождик, остужал мое разгоряченное лицо…
— Вырвались, — проговорил голос со мной рядом.
Незнакомец. Я совсем забыл про него — он словно выпал из моего внимания, слишком занятого возвращением в этот осенний мир.
Я повернул голову: он тоже лежал на спине, вольготно раскинув руки. Только под голову он рюкзак положил, чтобы было удобнее. Что ж, у меня-то рюкзака не наблюдалось, да, в принципе, и так было неплохо…
— Отдышался? — спросил незнакомец. — Мне уходить нужно, но ты тоже не залеживайся, а то наедет кто-нибудь — место здесь оживленное, транспорта хватает. Впрочем, это для тебя хорошо — легко попутку поймаешь.
Я было вскочил, но тут же ощутил, что явно переоценил свои силы: позорно плюхнулся на зад. Незнакомец же, оставив рюкзак и винтовку, углубился в придорожный лес, исчез за деревьями. Через минуту раздался рык мотора, и незнакомец выехал на Дорогу, сидя на седле мощного мотоцикла. Не «харлей», не «БМВ», но что-то вроде: большое, солидное и весьма мощное с виду.
— Тут тебе посылку оставили. — Незнакомец отцепил от багажника мотоцикла сверток и кинул мне, потом стал прикручивать на место свертка свой рюкзак.
Я молча развернул брезент свертка, обнажая серому осеннему свету до боли мне знакомую кожаную куртку. Куртку из шкуры плазмозавра, которая имеет великолепное свойство противостоять огнестрельному оружию даже довольно крупных калибров. Когда-то мне ее подарил один из баронов Братства контрабандистов, и я был абсолютно уверен, что это та самая куртка.