Так, теперь не торопиться! Медленно, перехватываясь руками, я почти заполз под прицеп, который в воде принял правильное — колесами вниз — положение, и осторожно передвинулся к задней кромке прицепа. Автопоезд мы покидали через верхний люк, бывший сейчас практически недоступным: меня бы попросту унесло течением, если бы попытался добраться до него. Так что стоило попробовать проникнуть внутрь прицепа через изрядно испорченные ударом задние двери, уповая на то, что их не перекосило и не заклинило.
Я практически ничего не видел в наполненной всякой грязью и мутью воде. То есть я-то совсем ничего не видел, даже когда молнии освещали округу яростным трепещущим светом, но вот сенсоры шлема старались вовсю, пытаясь отобразить окружающее меня, забитое частицами грязи и мусора пространство. Интегрированные в шлем фонари я выключил: из-за их работы только мутное сияющее облако крутилось перед забралом.
Все героические, но малополезные попытки сенсоров подробно отображались на прозрачном забрале, так что я видел что-то вроде несущейся вокруг меня пурги, а сильное течение добавляло натуралистичности этой иллюзии, напоминая ураганный ветер. Правда, полноту картины портили сполохи молний, но я был непривередлив, тем более что мелькание света можно списать на воображаемый, раскачиваемый ветром плафон фонаря. Я даже замер, наблюдая окружающую меня круговерть, зацепившись поясным многофункциональным карабином за какую-то деталь.
Пузырьки воздуха, мусоринки… они мельтешили, крутились в струях воды, светились в лучах двух моих фонарей… Словно снег на ветру.
Реальность стала удаляться, уступая место воспоминаниям.
Метель. Метель в январе… Память услужливо подбросила подробности того вечера: вихрящийся снег, свет фонарей, запах свежести. Девушка, что шла под руку со мной…
Я взглянул на нее. Низко надвинутый капюшон скрывал лицо, но я знал, кто идет со мной рядом. В моей памяти это должна была быть Катя, с которой пару лет назад я вот так же шел через метель, возвращаясь из кафе. Я потратил тогда почти всю свою наличку, но покутили мы здорово, и я совсем не собирался переживать из-за того, что мне еще неделя до зарплаты…
В тот вечер я не думал о будущем: мне было хорошо именно в тот момент, в той, заносящей город метели… Казалось, что Катерина разделяет мое мнение, переживания, надежды… Что она идет по жизни вместе со мной так же согласно, как сейчас: синхронно загребая пушистый снег ногами, жмурясь от кидаемых ветром в лицо холодных хлопьев, но храня внутри тепло…
Но сейчас я твердо знал, что мы не будем вместе.
— Катюш… — позвал я такую близкую тогда и такую далекую сейчас девушку.
Моя личность словно бы раздвоилась, оставаясь одновременно тем, прежним парнем, что брел зимним вечером с девушкой из кафе, и будучи уже новым мной — Проходимцем, прошедшим несколько миров, повидавшим кровь, смерть, воскрешение и новую любовь. Этот новый я со снисходительной усталой усмешкой наблюдал за мной прежним, иронически рассматривая наивного глупца, замкнутого в своем жизненном цикле и пытающегося вжиться в роль стандартного городского обывателя с его мелкими желаниями, притязаниями, надеждами…
Девушка подняла голову, откинула изящным жестом капюшон и… время замерло, смотря на меня темно-зелеными глазами Илоны. Господи, как она была красива! Еле движущимися точками висели хлопья снега вокруг точеного лица, пышных локонов волос, словно не решаясь коснуться шедевра теплой женской красоты. Вот только грустная и недоуменная улыбка кривила ее полные, красиво очерченные губы, словно она тоже ожидала увидеть кого-то другого на моем месте. Словно она вот-вот скажет что-то важное, что перевернет весь мир, разойдясь волнами резонанса в этой медленной метели…
Легкая снежинка коснулась ее кожи, от невесомого удара черные трещины безжалостной паутиной пробежали по лицу Илоны, словно оно было вылеплено из фарфора, и лицо разбилось, разлетелось на осколки, осыпаясь в свежевыпавший снег…