Два года Хок пытался подавить мучительные воспоминания о сокрушительной потере: убийстве любимой невесты Виктории на крыльце церкви через несколько минут после окончания свадебной церемонии. Само это ужасное событие, врезавшиеся в память образы крови и кружева — от всего этого еще можно было защититься. Но остался сгусток боли, скрывавшийся где-то на самом краю его сознания, выжидая, злорадно усмехаясь, тяжело дыша. Хок пытался от него убежать и не смог.
Он стал называть этот сгусток боли своим черным псом. Спустя шесть месяцев после убийства жены он сошелся с одной из своих бывших любовниц — поступок необдуманный с его стороны. Вскоре они расстались. Консуэла де лос Рейес больше с ним не разговаривала. Не отвечала на звонки и не принимала цветы. Он ее не винил. Через некоторое время он сдался и заперся в четырех стенах.
Судьба и ее извечная сообщница — трагедия наконец выиграли битву, длиной в жизнь. В семь лет Алекс стал свидетелем жестокого убийства родителей, которое произошло на яхте в Карибском море. Посреди ночи пираты поднялись на борт корабля. Его мать изнасиловали, перед тем как перерезать ей горло. Отца распяли на двери, за которой прятался маленький мальчик. Он все видел, но сидел тихо, чтобы остаться в живых.
И до сих пор помалкивал об этом, по той же причине.
После смерти Виктории Алекс Хок почти на два года забросил привычную жизнь. Он запер дом в Глостершире и сбежал. Он хотел спрятаться от своих чувств, вылечить раненое сердце. Убежал так далеко, как только смог. Тибет. Малайские острова. Бирма. Полное вегетарианство, никакого спиртного. Альпинизм. Медитация. Не помогло…
В крохотной хижине на берегу залива Мартабан в мертвой тишине ночи Александр слышал «черного пса». Видел, как тот сидит, притаившись, у самой кромки джунглей и тяжело дышит, обнажая розовые десны и огромные клыки. Готовый наброситься на него.
Александр вернулся домой в Лондон и попробовал залить горе спиртным. Дорогим ромом. Бочками высококачественного алкоголя. Это тоже не помогло, к тому же по утрам он чувствовал себя отвратительно.
Его самый близкий друг, главный инспектор Эмброуз Конгрив, сказал ему однажды, что траур затянулся. Может, пора начать встречаться с другими женщинами.
И вот теперь, глядя на Джет, Хок подумал, да, возможно, известный во всем мире детектив разгадал еще одну тайну жизни.
Время пришло. Хок был мужчиной того типа, которому обязательно нужна женщина. Может, это и была та женщина, в которой он нуждался.
4
За одним из розовых столов, прихотливо расставленных под сенью поющих на ветру сосен, Александр Хок пустился в погоню. Ему пришло в голову, что Джет не прочь быть пойманной. Его дедушка, просто кладезь мудрости, однажды сказал еще совсем юному Алексу: «Никогда не гоняйся за девушкой, которая не хочет, чтобы ее поймали». Тогда он не совсем понял, о чем речь. Зато сейчас понимал очень хорошо.
Солнце вновь появилось в небе, правда, почти не грело. Хок был рад, что пришел на этот прием. Он изо всех сил старался быть остроумным и обворожительным за рыбой, тушенной в белом вине, за жареной камбалой и за лимонным щербетом — бывший дамский угодник Алекс Хок.
Было непросто — он чувствовал себя второсортным актером, путающимся в тексте. Да, давненько он не флиртовал с женщинами.
После ланча они вдвоем прогулялись по дорожкам ухоженного сада, вдоль которых росли алиссум, шалфей и лобелия. Поднявшись на небольшой холм, они вышли к красивейшему отелю, окруженному деревьями. «Отель дю Кап» явно стоил тех денег, которые его обитатели платили за номера.
Вечер был весьма приятным. Девушка — восхитительной. Хок съел дюжину вкуснейших португальских устриц и запил их холодным белым вином. «Черного пса» поблизости не было.
Отправив устрицу в рот, Хок сказал Джет:
— Знаете, кто самый смелый человек на земле?
— Попробую угадать. Вы?
— Нет. Тот, кто первым попробовал устрицу.
На обратном пути к пирсу «Карлтона» и за ужином в баре «Ле Петит» на первом этаже отеля были еще устрицы и еще шампанское, и в конце концов Джет оказалась в его постели.
— Le vent, — снова сказала Джет, лежа в темноте.
— Что ветер? — спросил Алекс, откинув с ее лица прядку волос, черную, как смоль. Потом мягким, ласкающим движением провел кончиками пальцев по ее гладкой щеке.
— C’est mаl[4], ужасный ветер.