Владимир примолк. Ему нелегко было сразу перейти от настоящего к прошлому и спокойно, как некую банальную историю, рассказывать, что́ он увидел и пережил в первом своем бою. Владимир скользнул взглядом по столу, по решетчатой ограде ресторана и задержался на чем-то далеком, растворенном в темноте. И на него вдруг дохнуло сыростью, которой тянуло в тот вечер от болотца, находившегося за позицией роты. И то ли от этого, то ли от возбуждения — ведь это ж был его первый бой! — Владимир тогда мелко, противно дрожал. Да и потом, перед каждым новым боем, он испытывал то же. До той минуты, пока не начиналась боевая работа.
Было тихо. Не верилось, что это фронт. Этот пожелтевший березнячок, где расположилась рота, блеклая мокрая трава под ногами и быстро темнеющее небо, на котором загорались звезды. Не верилось, что где-то поблизости — враг.
Подошел командир роты, присел с Владимиром рядом, свернул цигарку, задымил.
Принесли ужин и водку. Ротный проворчал: «Видишь, что пьем. Не тот фриц нынче: прежде у него коньяк французский водился, а теперь шнапс из паршивых эрзацев и вши на закуску. — И протянул Владимиру кружку: — Пей, младшой, нервы успокоишь. Доведется ли еще? Война…» Владимир выпил. Почти целую кружку. И ему захотелось самому быть таким, как его командир, — невозмутимым и храбрым: только бесстрашный мог держать себя так вблизи противника.
У Владимира еще не выветрился хмель, когда командир разбудил его: «Вставай, Хабаров. Сейчас дальше двинем, фрицы другим путем драпанули».
Рота двинулась в путь. Шли словно в белом дыму — таким густым был утренний туман. Вдруг сбоку, с высотки, ударил пулемет. У Владимира что-то оборвалось внутри. «За мной!» — крикнул капитан и бросился в сторону, туда, где узким клинышком тянулся лес. К счастью то ли спросонок, то ли с перепугу — немцы никак не могли пристреляться, и рота успела вбежать в лес без потерь. Пулемет замолчал. Командир решил идти дальше. Развернул карту и долго определял свое местонахождение. «Туда пойдем», — наконец проговорил он и небрежным жестом указал направление на луг, утопавший в тумане. Владимира удивила будничность интонации голоса капитана, словно дело касалось всего-навсего туристского маршрута. Владевшее Владимиром нервное возбуждение улеглось. Но только он со взводом высунулся из укрытия, как снова — очередь из пулемета. Владимир подбежал к командиру роты: «Нужно подавить пулемет!» Но тот лишь ответил: «Много их тут стреляет. Станешь отвлекаться — главной задачи не выполнишь. — И скомандовал: — Короткими перебежками — вперед!»
Солдаты, пригнувшись, мчались по полю, падали, срывались с места и снова бежали. Двое, упав, почему-то не поднимались. Владимир еще не понимал почему. Он вспомнил училище: вот так же заставляли их перебегать и падать. И вдруг до него дошло: это же не встают убитые! Владимир оцепенел. И тут услыхал: «Жми, Хабаров!» А он будто в землю врос. С трудом сдвинулся с места и побежал. Что было силы, до потемнения в глазах. Рядом тонко просвистело. Владимир бросился наземь. Отдышался немного, подобрал ноги, напружинил тело и рванулся вперед. Пробежал метров тридцать — снова залег! И так несколько раз. Он уже переборол в себе страх и стремился к леску впереди, как спринтер к финишной ленте. Неожиданно его с силой толкнуло в спину. И луг, и рощица, к которой он бежал, и голубое небо с мелкими, как шрапнельные разрывы, облачками — все завертелось, сместилось в пространстве, расплылось, потемнело.
Когда Владимир очнулся, первое, что дошло до его сознания, — тишина. Прозрачная тишина солнечного осеннего утра. Он вскочил и тотчас упал, сбитый с ног тупой болью в спине. И тогда он понял, что́ с ним случилось. И испугался, как никогда в жизни. Не смерти, нет! А того, что он один, оставленный всеми неведомо где, что его могут схватить немцы. Страх перед пленом придал Владимиру силы. Он нашарил рукой автомат, проверил, на месте ли магазин, и приготовился драться. До последнего патрона. Нет, последний оставил для себя.
Владимир не помнил, сколько времени пролежал на лугу. Вдруг он заметил, что к нему шли люди. Владимир навел на них автомат и тут только разглядел: это были бойцы его взвода. Опершись на автомат, Владимир рывком поднялся, но, вскрикнув, рухнул на землю.
В себя пришел он уже в медсанбате — сразу повзрослевшим, словно на том лугу, где его сразила вражеская пуля, он оставил не только часть своей крови, но и зеленую юность свою.