— Товарищ капитан, а мне из тюрьмы позволят написать Ващенке, если он поправится?
Ивин с изумлением посмотрел на солдата — осунувшегося, побледневшего, с четко обозначившимися на скулах веснушками. Эти мальчишеские веснушки, и нос пуговкой, и рыжие, щеточкой торчащие надо лбом волосы выдавали в Сутормине человека живого, задорного. Но бледно-фиолетовые тени под застывшими, невидяще устремленными куда-то глазами настойчиво напоминали, что этот человек наполовину уже заключенный. И главное, он знает об этом.
Ивину стало жаль его и совестно перед самим собой за то, что он втайне рассчитывал встретиться здесь со злостным преступлением и умело распутать узел, показать себя в настоящем деле… Пока что такие дела Ивину в его практике не встречались.
И оттого, что этот человек оказался иным, следователь сочувствовал ему сейчас. Это сочувствие вызывалось и другим обстоятельством. Ивин заключил, что в батальоне не все благополучно с индивидуальной воспитательной работой, и решил высказать свое мнение майору Хабарову.
А Сутормин, ничего не подозревая о размышлениях и переживаниях следователя, тоскливым взглядом обводил стрельбище, на котором сочно зеленели травы и пестрели цветы. Стройные лучистые ромашки, казалось, внимали звону льнувших к ним колокольчиков. Между ромашками и колокольчиками, будто хоронясь от посторонних глаз, нежились Иван-да-Марья, снежинками белели скромные маргаритки и, блестя атласными чашечками, тянулись к солнцу лютики. Почти у самых ног Григория, на бровке окопа, из густой зелени проглядывали белые мохнатые головки клевера, над ними, выбирая, куда бы сесть, с бередящим душу жужжанием кружилась пчела.
А над стрельбищем невесомо синело небо, чистое, без единого облачка. Солнце, горячее с утра, щедро дарило свое тепло зеленой летней земле. Было очень тихо. Никто не подавал команд, никто не стрелял. Казалось, этого даже вовсе не существовало, а всегда было вот такое яркое летнее утро, тишина, зеленый луг и цветы — много, много цветов. И Григорий с болью и раскаянием почувствовал, что до сегодняшнего утра он просто не замечал всей этой красоты.
VIII. СЕРЖАНТ БРИГИНЕЦ
1
Незадолго до злополучного тактического учения с боевой стрельбой капитан Петелин сказал сержанту Якову Бригинцу, чтобы он подготовился к выступлению на дивизионной конференции отличников. Для Якова это была нелегкая задача: за какие-нибудь 10—15 минут интересно и поучительно рассказать об опыте воспитательной работы в отделении. Он перебрал в уме десятки вариантов и наконец остановился на эпизоде, когда в отделение прибыл Григорий Сутормин, разжалованный из сержантов в рядовые. На другой же день новичок намеренно опоздал в строй и на строгое замечание Бригинца с невинной ухмылкой ответил:
— А куда мне теперь спешить? Все равно жизнь поцарапана.
В строю хихикнули. Яков не сразу нашелся и, побледнев, проговорил:
— Если так от одной царапины, то что же будет, когда жизнь ушибет вас? Объявляю выговор.
— Простой или с предупреждением? — прикинувшись простачком, спросил Сутормин.
За эту наглую выходку Сутормин побывал у командира взвода.
Новичок оказался малым веселым, общительным. Во время перерывов занимал солдат побасенками и анекдотами, которых знал несчетно и, главное, складно рассказывал. Зато к учебе он относился так, будто отбывал повинность, а на занятиях по строевой подготовке вскоре опять «отличился».
Накануне ночью землю схватило морозом, деревья покрылись толстым слоем инея, ворсистого, как необтертая солдатская шинель. Снег скрипел, будто новые кирзовые сапоги. Стыли ноги и руки, кололо щеки.
Бригинец, прямой, не согнутый стужей, хотя страдал от нее не меньше подчиненных, объявил тему занятий и стал показывать строевые приемы. Повернувшись к строю спиной, он услыхал ворчливый голос Сутормина:
— И кому все это надо?
Бригинец резко повернулся:
— Должны бы знать, не первый день в армии.
— То-то и оно, — ответил Сутормин.
— Рядовой Сутормин, выйдите из строя, — скомандовал Бригинец. Сутормин повиновался. Бригинец заставил его проделать в медленном темпе повороты на месте. Солдат выполнил приказание по-медвежьи, и видно было — умышленно.
Бригинец язвительно заметил: