— А кое-кто считает: коль ты подчиненный, то и умом ниже меня, начальника.
— Бывает… Особливо у персон ограниченных и властолюбивых.
— Да, да, — подтвердил Владимир, обрадованный совпадению мыслей Изварина со своими.
Изварин вдруг засмеялся:
— Ну что мы за люди: даже на рыбалке не можем о делах не думать.
— Как же иначе?
— Эх, Владимир Александрович, для вас это — «как же иначе», а иные — и таких немало — на службе думают бог знает о чем. Тот же лейтенант Перначев. Кстати, командир приказал подготовить материалы на увольнение его из армии.
— Уволить? — Хабаров сделал резкое движение, лодка качнулась.
— Осторожно, можем искупаться… Вы же слыхали, что говорил вчера Шляхтин о Перначеве.
Да, Хабаров слыхал. Он не пропустил ни одного слова из выступления командира полка на совещании. Со свойственной ему грубоватой прямотой и резкостью Шляхтин не щадил ничьего самолюбия: есть в подразделении недостатки — получай. Больше всех досталось Хабарову, Кавацуку и Перначеву. О последнем Шляхтин сказал, что это не офицер, а пижон с погонами. Однако Хабаров не предполагал, что, распекая Перначева, командир полка уже предрешил его судьбу. А ведь Перначев не так безнадежен. Да, служба трудно дается ему. Он даже собирался ее оставить. Но он еще молод. Это не Прыщик, которого поздно перевоспитывать.
— Я пойду к полковнику, — решительно заявил Хабаров.
— Не советую.
— Почему?
— Потому что Шляхтин решение уже принял. Это во-первых. Во-вторых, у него сложилось о вас мнение как о строптивом человеке. Он не терпит возражений.
Для Хабарова это было неожиданностью. Не думал он, что если человек в интересах дела отстаивает свою линию, то его можно занести в разряд строптивых.
Хабаров сразу потерял интерес к рыбалке. И только тяжелый всплеск охотящейся щуки и восхищенно-испуганный возглас Димки: «Рыба, рыба!» — отвлек Владимира. Он заметил, что туман начал таять. Владимиру вдруг вспомнилось, как он впервые летел в самолете. Это было вскоре после женитьбы. Молодожены получили отпуск и решили отправиться из Германии в Москву самолетом. Во время полета оба зачарованно смотрели вниз. Под ними проплывали вот такие, как эти, хлопья тумана, облака, и сквозь синий, такой же, как вода, воздух проглядывалась земля…
«К черту волнения! Забыть и отдыхать. Изварин прав», — вернувшись из прошлого в настоящее, с ожесточением подумал Владимир и стал всматриваться в окружающее.
Розовел восток. Мелкие барашки облаков зардели, точно раздуваемые ветром угли. На воде зарябили круги, как от падающих дождевых капель, — казалось, даже рыбешкам любопытно было увидеть восход. Владимир почувствовал успокоение.
Изварин заглушил мотор и направил лодку в заводь.
Вскоре все было готово.
Почин сделал Изварин.
— Плотвушка, — нежно произнес он, снимая добычу с крючка.
Димка схватил рыбешку и стал ею забавляться. А когда Изварин вытащил вторую рыбу, у мальчика со слезами вырвалось:
— Ну почему у меня не клюет?!
— Сиди спокойно — клюнет, — сказал отец.
Над заводью воцарилась тишина. Только птицы, не считаясь ни с чем, наперебой заливались в чаще и черными искрами проносились над макушками деревьев, облитыми шафраном невидимого снизу солнца.
2
Чем выше поднималось солнце, тем слабее становился клев. Внимание Владимира стало рассеиваться, мысли снова вернулись ко вчерашнему. Сочным басом, то негодующим, то едким, Шляхтин раскрывал перед офицерами картину полковых дел. Против его убедительных аргументов трудно было возражать. Впрочем, никто и не пытался, чтобы не навлечь на себя еще большую немилость.
Задумавшись, Владимир не заметил, как поплавок его удочки исчез под водой, и вздрогнул от возгласа Димки:
— Папа! Тащи!
Он взмахнул удилищем, в воздухе блеснула рыбешка и шлепнулась в воду. Огорчению Димки не было предела. Изварин поднял палец и со смешком изрек:
— Бог вас покарал. За непозволительные на рыбалке мысли.
— Каюсь, — засмеялся Владимир.
Он предложил сойти на берег. Предложение поддержали, особенно Димка, которому порядком надоело неподвижно сидеть в лодке — у него почему-то рыба насадку съедала, но не ловилась.
На берегу мальчик припустился за бабочками, Изварин и Владимир с наслаждением вытянулись на траве.
— Какая красота: голубое небо, речка, тишина. От всего отключаешься, все забываешь, — с упоением произнес Изварин.