Купались они близ берега. Торгонский черпал пригоршнями воду и брызгал себе на плечи и грудь. От удовольствия он фыркал, как мальчишка. Иногда, вобрав в себя воздух, зажимал пальцами уши и ноздри, зажмуривался и погружался в воду. А к Владимиру вернулось утерянное, пока он плавал один, ощущение полноты жизни. Потому что стоял солнечный воскресный день, лениво текла прохладная река и рядом была Марина.
2
Шефы покидали лагерь в полдень, разморенные зноем, отчаянной игрой в волейбол и танцами на пыльной площадке. Тех нескольких часов, которые они провели здесь, оказалось вполне достаточно для знакомства, и теперь девчата и хлопцы шли вперемежку с солдатами. Яков Бригинец сопровождал двух участниц самодеятельности — Надю и Катю. Они пели частушки. Надя была невысокая, Якову по плечо, плотная, с русыми, уложенными венком волосами; Катя, наоборот, — чернявая и тонкая, стриженая и завитая. Эта внешняя несхожесть девушек как нельзя лучше подходила под куплеты, которые они пели, и дарила им на сцене неизменный успех. Может, потому и дружили они?
Когда Яков смотрел на выступавших подружек, его вдруг охватило желание сжать круглые Надины плечи, притянуть к себе. Он словно ощутил жар ее упругого тела. Взволнованный, Яков отвернулся. Раньше он довольно спокойно смотрел на женщин, а тут первый раз увидел девушку, да еще на сцене, и вдруг такое…
Когда подружки покинули эстраду, Яков подошел к ним и сказал:
— Чудесно, девушки. Как настоящие артистки.
Катя только бровью повела: сами, мол, знаем. Наде же похвала польстила:
— Правду говорите?
— Если бы я один… Слышите: овация!
Девушка радостно просияла и, желая на добро ответить тем же, сказала Якову:
— Вы тоже хорошо читали стихи…
Знакомство состоялось. После концерта Яков уже не отходил от Нади, а Катя не оставляла Надю одну. Так и были они все время втроем и, когда гости собрались в обратный путь, втроем же направились к выходу — девушки домой, Яков — проводить их до КПП.
Дорога тянулась среди зарослей орешника и дубняка. На сникшей листве белесо бархатилась пыль. Воздух был пропитан запахом земли, давно не знавшей дождя. Люди шли не спеша, будто опасались потревожить знойную дремотность полдня. Яков расстегнул воротник.
— Ну и жаркое ж нынче лето! — сказал он. — У нас в эту пору, случается, неделями дожди идут.
— Где у вас? — спросила Надя.
Яков ответил: в Белоруссии. Надя уточнила район и седо и не без умысла поинтересовалась, кто у Якова там есть. Он перечислил: отец, мать, сестренка.
— А еще? — вступила в разговор Катя и с пытливой недоверчивостью посмотрела на сержанта.
— Никого.
— Так-таки никого? А жена?
Катя произнесла это так, словно изобличала молодого человека в неискренности. Яков засмеялся:
— Откуда она у меня?
— Все вы так говорите, — не поверила Катя. Наклонившись, резким движением сорвала росшую у дороги ромашку и стала выдергивать лепестки.
Катино поведение — то всю дорогу молчала, потом вдруг спросила про жену и, услыхав отрицательный ответ, недовольно замкнулась — озадачило Якова. У него возникло предчувствие, что за этими расспросами кроется какая-то тайна. А у Нади? У нее тоже своя тайна?..
Яков мягко спросил Катю, на кого она гадает. Катя ответила туманно:
— На него… — Нервно хохотнула и вызывающе вскинула голову. Лицо девушки стало жестким, как у женщины, обиженной жизнью. Несколько секунд Катя строго глядела на Якова. Отведя наконец взгляд от смутившегося парня, она оторвала от ромашки последний лепесток, бросила в пыль жалкие остатки цветка и задорно сказала: — Все, я пошла… — и побежала к группе односельчан.
Надя пыталась задержать подругу, правда, не так уж настойчиво, скорее из побуждения не дать повода подумать о себе предосудительно, но Катя даже не оглянулась. Некоторое время Яков и Надя шли в неловком молчании, втайне довольные, что остались вдвоем, но скованные пугающе-сладкой новизной охватившего их чувства. Все замерло вокруг — облако, вытянувшееся над дорогой, зеленая чащоба по обочинам, птицы — и словно чего-то ждало от, них, и они тоже чего-то ждали, и это ожидание отняло у обоих недавнюю непринужденность, точно они боялись вспугнуть прокаленную солнцем тишину. И когда затянувшееся молчание грозило обернуться против Якова (вот какой неумелый кавалер!), он принудил себя спросить о Кате: