— Прыщика ко мне!
Дежурный моментально исчез. Заметив удивление на лице новичка, полковник не без самодовольства пояснил:
— Не терплю расхлябанности. Считаю: чем строже командир, тем боеспособнее часть… Кем были до академии?
— Заместителем командира батальона.
— Добро.
Через несколько минут в кабинет осторожно вошел невысокий, плотный подполковник с щеточкой рыжих усов, зажатых между вздернутой верхней губой и оттянутым книзу носом, острым, как у ежа. Шляхтин без тени сожаления бросил вошедшему:
— Замену тебе, Фрол Лукич, прислали. Знакомься: майор Хабаров, из академии.
Старый командир батальона ощупал своего преемника сухо поблескивающими глазами, протянул руку и назвался:
— Подполковник Прыщи́к.
На последнем слоге своей фамилии он так повысил голос, что чуть не сорвал его. Казалось, подполковник хотел подчеркнуть этим, что не потерпит, если кто-нибудь произнесет его фамилию иначе. И в самом деле, как потом узнал Хабаров, Прыщи́к обижался на всякого, кто называл его просто Пры́щик. Только для командира полка он делал исключение…
— Ну, а Москва как? На месте? — спросил Прыщик Хабарова, когда они, выйдя из штаба полка, направились в расположение первого батальона.
— На месте, — подтвердил Хабаров и в душе улыбнулся вопросу.
— Как-нибудь съезжу, погляжу. Воевал там в сорок первом…
Минутой позже Прыщик снова спросил: «Прямо из академии, значит?» Хабаров почувствовал, что этого странного подполковника вовсе не интересует то, о чем он спрашивает, а занимают какие-то свои, неведомые Хабарову мысли.
— А я академии не кончал, — сказал Прыщик с нотками вызова и обиды на кого-то, от кого, как это подчас бывает у военных, видимо, в свое время зависела его судьба. — Да и некогда было, фрицев лупил. Тогда не так, как у вас: пришли на готовенькое…
— Мне тоже пришлось воевать, — заметил Хабаров.
Прыщик недоверчиво покосился на него и, видимо, умышленно не придал значения реплике.
— Вот я и говорю: некогда было, — продолжал он теперь уже брюзжащим голосом. — Еще тогда батальоном командовал и даже полком. Ну, да всему свое время… Как оно говорится: «Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет». Уступаю дорогу молодым, а сам — на почет. Двадцать семь лет отбарабанил. Хватит. Пора отдохнуть. Из кадров звякнули: приказ уже подписан. — Подполковник замолчал, прихватив нижней губой верхнюю.
И Владимир понял, что причина некоторой эксцентричности Прыщика в одном: ему трудно расставаться с армией, которой отдал лучшие свои годы. И хотя пенсионная книжка освобождала его от забот о хлебе насущном, она не могла заменить того, чем жил человек, пока был офицером.
Владимиру стало жаль подполковника. Но такова диалектика жизни — на смену старому приходит новое, молодое.
Они шли по расчищенной от снега дорожке, отделенной от плаца невысокими, ровно подстриженными кустами. На плацу молодые солдаты занимались строевой подготовкой — отрабатывали повороты в движении. Хабаров сразу подметил недостатки: одни спешат, другие запаздывают, команды исполняют неумело. А командиры отделений только покрикивают, но не показывают, как нужно делать. «Из какого они батальона?» — заинтересовался Хабаров, но спросить Прыщика посчитал неудобным: «Ему сейчас не до этого». Однако Хабаров ошибся. Подполковник, точно его толкнуло пружиной, свернул с дорожки и раздраженно крикнул:
— Лейтенант Перначев!
На зов Прыщика от загороженной деревьями стены какого-то складского помещения отделился офицер, которого Хабаров сначала не заметил, и с суетливой прытью провинившегося заспешил к ним. Был он чуть выше среднего роста, но почему-то сутулился, как это делают очень высокие люди, длинные руки свисали расслабленно, словно он, лейтенант, увидев начальство, забыл про них.
— Почему не докладываете, чем занимается взвод? — напустился на лейтенанта Прыщик.
— Строевой подготовкой, товарищ подполковник.
На продолговатом, с сильно скошенным подбородком лице Перначева застыло выражение нагловатой вежливости.
— Не успел комбат уйти в запас, как уже распустились! Показал бы я вам… — Прыщик не договорил, лишь огорченно махнул рукой: — Идите.
— Слушаюсь, — бодро отчеканил Перначев, нисколько не смутясь.
Хабарову это не понравилось. Покосившись на отошедшего лейтенанта, он спросил: