Танцевал без особого удовольствия. И вообще, все было не то и не так. Я сказал Томке: «Пойдем отсюда». — «Но еще рано», — удивилась она. Я соврал: «Мне нужно быть на службе».
Проводил Томку до дому. Простились, как надоевшие друг другу супруги. Томка, кажется, обиделась. Ну и плевать! Не до нее сейчас…
25 июля. Во второй роте возник почин: к 40-й годовщине Октября старослужащим овладеть всем штатным оружием роты. Об этом только и говорят, особенно капитан Петелин, замполит. Всем доказывает, какой это имеет смысл. Чудной человек — он во всем ищет смысл. Возможно, и хорошо — искать во всем смысл?
На днях в доме офицеров была лекция «Что мы знаем о жизни на других планетах?» Что мы знаем… А может, какой-нибудь марсианин тоже ломает голову: что он знает о жизни на Земле? Обо мне, например. А я сам ничего не знаю. Чего-то хочу, чего-то жду, а жизнь идет…
Ну вот, решили овладеть всем оружием — и замполит сам не свой от восторга. Мой Бригинец тоже загорелся. Говорит: «Давайте подхватим, возьмем обязательство, вызовем на соцсоревнование». И в этом — смысл жизни? До меня не доходит. Куда еще ни шло, если б в моем взводе такое начинание возникло. А быть на подхвате… Но все призывают. Бригинец не отступает от меня: «Давайте проведем собрание». Будто я не знаю, что мне делать… А если Бригинец прав? Парень он с головой. Да и вообще — ничего. В субботу подошел ко мне и робко-робко попросил увольнительную. В село, объясняет, нужно. По делу. Знаю я эти дела… «Украиночка, наверное, завелась там, а?» — спросил я его. Отпустил, пусть пользуется моей добротой.
Опять пришло письмо от Ленки. Скучает. Ждет не дождется моего отпуска. Хорошо бы с нею встретиться. Но взять сюда не могу. Жить так, как я, уж лучше одному.
12 августа. Я нокаутирован. Самым подлым образом! Меня выгоняют из армии. И это после того, что мне говорили: старайся, мы тебе поможем, ты должен вывести взвод в передовые. А за пазухой держали камень. Кто? Конечно, Хабаров. Вспомнил, что я просил его об увольнении. Тогда отговаривал — не выгодно было. Теперь оформил втихую, чтобы все на меня свалить. За ЧП. Стрелочник всегда виноват. И ведь не предупредили. Да я бы сам ушел, скажите мне только. Я не держусь за лейтенантские погоны: у меня нет призвания к службе. Лучше пойду рабочим к геологам, матросом на сейнер или в уголовный розыск. Там хоть знаешь, на что силы тратишь. Не то, что здесь. Только зачем сделали вдруг, исподтишка? Какая низость, какая нечестность! Как можно в глаза тебе улыбаться, а за твоей спиной творить подлость! Вот и верь после этого людям…
1 сентября. Я был неправ, нехорошо думая о Хабарове. Он к делу о моем увольнении непричастен. Да и дела такого больше не существует. Узнал об этом от Петелина. Только что. Он пришел в мою холостяцкую келью, осмотрел ее, увидел на столе окурки, а на спинке койки сохнувшие носки, покрутил носом: «Беспорядок у вас, как вы тут живете?» — «Опять воспитывает», — подумал я и не очень учтиво ответил: «Стоит ли наводить порядок, если не сегодня-завтра — сгребай свои шмутки, и адью». — «Не паникерствуйте, увольнять вас никто не думает». Вот это новость! Я не поверил… Но то, что сказал замполит дальше… Я готов был расцеловать его, не будь он начальником!
Меня и в самом деле собирались вытурить из армии. Только не по настоянию комбата, а в обход него. А Хабаров заступился. Петелин сказал, будто комбат и он верят в меня. Неужели это так? Без дураков? «Хватит пижонствовать, закатывайте рукава, — сказал Петелин. — А будет в чем трудно — не молчите. Поможем».
Да, да, хватит пижонить и ныть! За дело! Я и сам вижу: иначе теперь нельзя. Люди сделали для тебя доброе, чем же ты ответишь им?
На этом записи заканчивались. Василий придвинулся к столу и на новой странице написал:
21 сентября. Из госпиталя вернулся Ващенко. Изменился — трудно узнать: осунулся, побледнел, а главное, стал таким, словно ему не 22 года, а все 30. Или мне так кажется, потому что после ЧП я сам вроде бы старше стал.
Вот когда начинаешь сознавать: как сложен человек и как упрощенно мы — такие, как я, бравые лейтенанты — его понимаем. Что я прежде знал о Ващенко? Да ничего. Знал анкету Ващенко, а не человека. Ну а других? Ответ не в мою пользу. Потому что я видел перед собою взвод — и только! — но не различал в нем людей. А ведь я — командир. Еще в училище мне вдалбливали банальную истину: командир в ответе за обучение и воспитание подчиненных. Лишь теперь я понял, что это такое.
Все, с прежним отношением к работе надо рвать.