23 августа. 21.30. А я еще на службе. Взвод повторяет пройденные по политподготовке темы. Послезавтра нас будут проверять — инспекторская комиссия к нам нагрянула. Забот по самую макушку.
А тут еще Лена из города приехала, как всегда с субботы на воскресенье. Увидела, что у нас концерт, и проявила инициативу: взяла билеты. Я пойти не смог: надо готовиться к инспекторской. Лена обиделась: «И так видимся раз в неделю…» Я попытался обернуть дело в шутку. «Но ты же знала, за кого шла замуж». — «Только сейчас узнаю́». И ушла в Дом офицеров одна. Я бы тоже мог с ней. Никто меня не понукал заниматься сейчас со взводом. Но… Вот это заковыристое «но»!..
Когда стало известно, что в первый день инспекторской мой взвод будет проверяться по политподготовке, старший сержант Бригинец, мой заместитель, — ко мне с просьбой: «Разрешите нам не пойти сегодня вечером в кино, хотим позаниматься». — «А, как взвод смотрит на это?» — спросил я. «Все — за. Кино у нас и так два раза в неделю, а тут инспекторская». Пока я обдумывал свое командирское решение, Бригинец сказал: «Если у вас есть какие-то личные дела, вы на нас не смотрите: сами управимся». Тут уж у меня всякие колебания к чертовой бабушке. За кого вы меня принимаете, братцы? Разве я могу в такой момент быть не со взводом? Это же мой взвод, я за него в ответе.
Не знаю, понять ли тебе все это, Ленка, милая…
Дописать Василию не удалось: в класс вошел капитан Петелин.
— Я, как эти гнусы, — на огонек, — улыбнувшись, кивнул он на мельтешившую под лампочками мошкару.
Петелин сел на вежливо уступленный ему Перначевым табурет и поинтересовался, почему взвод здесь, а не в расположении: скоро отбой. Перначев объяснил. Петелин снял очки и платком стал протирать стекла.
— Мы вот тоже целый вечер всем бюро, как говорится, подбивали бабки и прикидывали, все ли сделали, чтобы не ударить лицом в грязь, — не сразу сказал он, но сказал так, словно не было разницы в положении между ним и сидевшими в классе людьми.
— Товарищ капитан, а для чего сейчас понадобилась эта проверка? — раздался в наступившей тишине голос Мурашкина.
Петелин надел очки и улыбчиво поглядел на солдата:
— Чтобы служба медом не казалась. — И доверительным тоном добавил: — Как-то зашел у нас с вашим командиром батальона разговор об учебе в академии, и майор Хабаров сказал: «Если бы в академии не было зачетов и экзаменов, учиться можно было бы всю жизнь». Так и у нас с вами: если бы не проверки… Все это, понятно, шутки. А если всерьез… Инспекторская… Она, видите ли, как тот же экзамен. На воинскую зрелость, разумеется. Уж коли зашла об этом речь, хочу вам посоветовать: обратите внимание на текущие события, на свои уставные обязанности. И не тушуйтесь. Что с того, что комиссия из Москвы! Знания у вас есть? Есть. Вот и покажите товар лицом!
— Подход и отход — пять, ответ — тройка. Общий балл — четверка, — вставил Перначев.
— Именно, — подтвердил Петелин.
Мурашкин полюбопытствовал:
— А спрашивать строго будут?
— Когда вопрос стоит о проверке боеготовности, скидок быть не может, — серьезно сказал Петелин и встал. Засиживаться он не собирался, чтобы не отвлекать солдат, хотя ему приятно было побыть с ними — к своему прежнему батальону Павел Федорович питал отцовскую привязанность. Он очень хотел, чтобы весь батальон — а взвод Перначева в особенности — оказался при проверке на высоте.
Петелин пожелал солдатам успеха и направился к выходу. Лейтенант пошел проводить парторга. Петелин жестом остановил его в дверях, подал, прощаясь, руку и тихо сказал:
— Надеюсь, Василий…
Эти два слова подействовали на Перначева сильнее иного пространного напутствия. Лейтенант вернулся ко взводу, готовый просидеть в классе всю ночь, но подготовить солдат так, чтобы ни их, ни его капитан Петелин потом не корил.
Перначев подумал: хватит его орлам втихомолку листать учебники. Но, видно, и впрямь светящиеся в темноте окна класса притягивали к себе проходивших мимо. В самый разгар развернувшейся во взводе беседы кто-то с силой рванул дверь. Василий от неожиданности вздрогнул, обернулся и увидел командира полка. «Встать! Смирно!» — вскочив, скомандовал Перначев. Когда он докладывал, чем занимается взвод, в голос лейтенанта вплелись откровенно хвастливые нотки: «Видите, как мы болеем за дело». Перначев был уверен, что полковник Шляхтин одобрит инициативу взвода и, конечно же, в первую очередь отметит самого командира. Но Шляхтин вонзил в лейтенанта тяжелый взгляд и грозно произнес: