Судя по всему, правда, это был кусочек Флейи, а не Элдойра. Конюх ни слова не понимал на срединной хине, зато на флейском диалекте изъяснялся почти без акцента.
Присмотревшись, Ниротиль обнаружил, что говорил трактирный служащий с полураздетой особой, спрятавшейся в тени навеса.
«Могу поклясться, она из самых чистокровных флейянок, — не смог не улыбнуться полководец, — но, спроси любого из ее родни — будут клясться с пеной у рта, что в их народе невозможно дотронуться до девицы до свадьбы, а все проститутки города — засланные лживые шпионки, призванные развратить молодежь…». Почувствовав на себе взгляд, девушка в тени повернулась боком, давая возможность оценить свою красоту.
Южное платье выгодно подчеркивало удивительную прелесть точеной фигурки.
— Ты зря надеешься на что-то, парень, она никому не дает, кроме… о. Извините, мастер войны.
— Извиняю, — улыбаясь, ответил Ниротиль, щурясь в сторону того флейянца, что старался протиснуться вдоль стены незаметно, — доложите господину Патини, что я желаю аудиенции с ним.
— Мы непременно передадим ему, — раздалось со второго этажа. Против солнца смотреть было тяжело, и полководец почти ничего не видел.
— Я хочу видеть его немедленно.
— Он немедленно прибудет к вам.
— Да по такой жаре самое дело таскаться взад-вперед по этому трахнутому городу, — вполголоса высказалась Триссиль, и Ясень принялся выговаривать соратнице за ее сквернословие.
Ничего не оставалось, кроме как вернуться в Руины. Путешествия хватило Ниротилю, чтобы почувствовать себя окончательно разбитым, и до самого визита Дарны полководец слег в постель.
Посол Флейи был безупречен, как и накануне вечером.
— Полагаю, вы заведет речь о вчерашнем пожаре, — скучающим тоном приветствовал Лиоттиэля Дарна.
— Полагаю, вы всячески будете отрицать причастность к нему, — усмехнулся Ниротиль.
— А если не буду? — Патини широко распахнул глаза.
— А если я вытащу делишки вашей шайки на свет и повешу каждого, кто причастен? — Ниротиль не моргнул и глазом.
— Да бросьте. Какая шайка, о чем вы? Вы сосланы сюда поправить здоровье и представлять собой гордость и силу белого города. Ваше ли дело — рушить веками заведенные порядки, если славное войско этого не добилось?
— Если эти порядки предполагают измену, то это мое дело.
Как хотелось сказать больше! Как хотелось ударить, оскорбить, повесить — но не играть словами, не откладывать возмездие… разве его дело — копаться в грязном белье интриганов-политиков? Обнаженный меч да добрый лук — вот, что он был всю свою жизнь. И от того, что теперь он не был ни тем и ни другим, Ниротилю хотелось выть в голос.
— Послушайте, Лиоттиэль, примите как добрый совет, — ухмыльнулся флейянец, — за вами никто не стоит. У вас нет армии, пока мой господин не пропустит дружины через наши земли — а он не пропустит. Новые урожаи не дадут им устоять в дождливый сезон. Потому что никто им не даст и куска хлеба. Никто с Лунных Долов, от Раздола и до Янтарных Пределов. Никто из тех, кто пьет воду Гихона.
— Это ваше последнее слово?
— Последними словами не разбрасываются.
— Я могу призвать помощь из Элдойра, которая придет в обход.
Как бы жалко это ни звучало, тем не менее, Ниротиль знал за собой реальную поддержку. И, хотя больше всего на свете ему хотелось проткнуть гнусного продажного переговорщика мечом, приходилось торговаться. «С этими политиками довелось научиться», — подумал он.
— Помощь дойдет через три недели, — произнес флейянец, — если его величество сочтет нужным ее прислать. Но второй Сальбунии никто не хочет, не так ли?
— Я чхал на сраную Сальбунию, — сдавленно проговорил Ниротиль, привставая с места и дрожа от гнева всем телом, — чхал на сраную Флейю и на твоего хозяина…
— Пустые слова, а о вашем характере ходят легенды, — пренебрежительно отмахнулся посол.
— Передай ему, — настойчиво продолжил Ниротиль, — передай все, что я скажу. Даже если он со своей необъявленной блокадой надеется выкурить меня отсюда — или удержать в повиновении, ему это не удастся. Я не знаю, что за долбанную выгоду он имеет в Мирменделе, но этой выгоде пришел конец.
— Осторожнее, полководец. Флейя пять сотен лет стоит на страже южных границ белого города.
— Но не Флейя правит Поднебесьем.
— Ваше право, ваше право играть словами.
— Так ты что, говоришь, я играю? — зарычал Ниротиль, чувствуя неотвратимо надвигающуюся волну того гнева, который напрочь рушил самообладание. Иной раз почти до потери памяти. Почуяв наступающее на собеседника кровавое бешенство, посланец, не мешкая и не делая резких движений, спиной стал отступать к двери. Выражение лица его поменялось. Ниротиль легко, плавно воспарил из своего кресла, даже не чувствуя веса, легшего тяжестью на больную ногу.
— Ясень! Линтиль! Проводите гостя, — подоспела умница Триссиль, загородила собой посланца от воеводы, а убедившись, что Патини покинул особняк и седлает коня, сама боком и вдоль стены удалилась, на всякий случай стараясь не поворачиваться к полководцу спиной.
Бывалые соратники нрав его знали хорошо. Знали, когда серые глаза бледнеют до схожести с серебряными зеркалами. Знали и то, что своих от чужих полководец в такие минуты различает плохо.
Но Сонаэнь Орта этого не знала. Ниротиль не успел прийти в себя — отдышаться, выпить, в одиночестве пройтись хотя бы вокруг дома, как появилась не вовремя его супруга.
— Я подаю обед, вы даже и не завтракали…
— Уйди.
— Я поставила вам в кабинет…
Он не собирался ее бить. Слишком устал, чтобы огрызаться. И слишком серьезное решение предстояло принять.
— Уйди, пока не получила!
Чаши весов не колебались, сохраняя обманчивое равновесие. Ложь! Все ложь! Сладкий обман тенистых улочек Мирмендела и знойных пустырей. Плетистые розы и виноградники, колючки пастбищ и беладонна помоек, запахи навоза, попревшей древесины, мясобоен и смолы горных сосен… все это ложь, иллюзия безмятежности и сонного спокойствия.
Успокаивающая иллюзия, надо признать. И все же не сравнится с реальностью, предстающей в лице его жены. Очередная его вспышка даже не заставила ее поморщиться. Она перенесла ее с тем же терпением, с каким козы, забившись под низкие кроны каштанов, пережидают бурный ливень.
Приступ ярости прошел так же внезапно, как начался. На плечо легла легкая рука Сонаэнь, он немедленно положил поверх свою и чуть сжал ее пальцы. Минуту или больше они неподвижно стояли так, проживая новую ступень близости.
— Есть идеи? — спросил Ниротиль, кивая в сторону плана Мирмендела, что лежал перед ним на столе.
Сонаэнь перегнулась через его плечо, потянулась вперед. Мужчина чуть отстранился, по его щеке легко скользнули ее волосы. Она их уже распустила, готовясь ко сну. Рука ее чуть сжала его плечо, он в ответ пожал руку. Странный обмен ощущениями. Торг, где никто не в накладе.
— Так что думаешь, леди? — тихо повторил он свой вопрос. Она провела пальцем вдоль изображенных на плане валов с севера.
— Нам не одолеть Мирмендел, — произнесла леди Орта, оглядываясь на полководца.
— Почему? — кивком он просил ее продолжать. Пусть она произнесет вслух то, что он сам и думает.
— Тридцать шесть тысяч жителей пригородов и предместий… никаких стен… вы только обессилите себя. Они будут разбегаться и снова собираться, пока не измотают вас. Это длилось сто лет по всем окраинам королевства. К тому же, обозы будут приходить с опозданием, если вообще придут. Нет. Здесь не стоит и пытаться.