— Хорошо. Но от меня ты чего хочешь?
— А ты от нас?
«Чтобы ты не трахал мою жену — но сей свершившийся факт мое желание вряд ли изменит».
— Месяц назад я бы сказал: сворачивай свою контрабанду, транзит или что ты там ведешь с южанами. Сейчас я предлагаю тебе сдать город, пока жертв не станет больше.
— Попробуй пугать детей. Выходит у тебя так себе, — негромко сказал Дека Лияри. Ниротиль скрипнул зубами и опустил плечи.
— Отходим, — приказал он оруженосцам, и по одному они принялись возвращаться к лагерю у будущего — так и не построенного — форпоста.
*
Как подмечали пытливые наблюдатели, в армиях Элдойра существовали две крайности — на самом деле, крайностей было куда как больше, но эти бросались в глаза. Первой крайностью был фанатизм: почтение к ритуалам, ничего не значащим деталям, вроде того, какой сапог следует снимать первым, правый или левый.
Фанатизм часто сопутствовал твердолобым упрямцам, убежденным, что любую победу можно разложить по составным ингредиентам и найти вечный и неизменный ее рецепт. Штурмовые войска полнились идиотами такого рода, но Ниротиль хорошо знал, что их ждет. С утра они таращатся на знамя с благоговейным восторгом, брызжут слюной и клянутся одолеть врага любой ценой — и уже к обеду вороны выклевывают их глаза, а это самое победоносное знамя заляпано кровью и пущено на половые тряпки.
Фанатики! Они напрочь отказывались признавать удачу как главное связующее звено в цепи, ведущей к успеху. Они не принимали возможность перемирия, они не признавали «ничьей». Ниротиль всю жизнь боролся с этими чертами в себе, но от рождения был склонен к любопытству, и еще в раннем детстве понял: проторенные дорожки и известные пути к победе не ведут.
Другой крайностью армейцев было полное отсутствие дальновидности. Этим отличались тыловики, старорежимные служаки, предпочитающие выжидательную тактику и осторожность во всех возможных случаях. Это было бы замечательно, если бы при этом служаки тыла умели экономить запасы, силы, и рассчитывать прожить чуть дольше еще одного дня, когда предполагалось жалование — или, в нынешние времена, хотя бы просто кусок хлеба и немного похлебки.
Иными словами, почему-то хитрые, пронырливые и осторожные солдаты, необходимые в штурмовых войсках, обитали преимущественно в тыловых лагерях и прикрытии, а трудолюбивые и экзальтированные их собратья гибли бесчисленными сотнями на полях сражений.
Ниротиль Лиоттиэль предпочел бы напасть на дворец Наместника и осадить его, штурмом взять высокие стены, выволочь проклятого предателя и вздернуть его — и это как минимум, но здравый смысл подсказывал ему, что другие воеводы его мнения не разделят.
Они еще не успели сработаться, и его звание старшего полководца особо их не впечатляло. Подчиняться ему безоговорочно не спешили.
— Ну-ка расскажи-ка мне о том, какой ты, красавец, учинил разбой в Ручьях, — вместо приветствий сплюнул Сартол. Ниротиль помедлил перед мастер-лордом.
— Регельдан, другой полководец, был там. Не я.
— А ты, значит, Миротворец, а? Сальбуния — твоя история. И твои виселицы на площади стоят.
— Отгребись, Сато, — вяло махнул Ниротиль рукой, — я не имею никакого желания обсуждать Сальбунию.
— Сабля. Твой клинок. Вот почему я вспомнил.
— А?
— Сабля в твоей руке. Салебская сталь, — повторил мастер-лорд, — это княгини Этельгунды. Поговаривали, вы вместе многое прошли…
Терпение Лиоттиэля лопнуло. Странный туман рассеянности и отрешенности, в который он погрузился, стоило его жене явиться к нему в город, испарился окончательно.
— Посплетничать не с кем, долбанная ты старуха, Сато?! — зарычал он, и мужчина отшатнулся, вздрогнули остальные воеводы, — вы что-то расслабились, парни! Там, за этими стенами, — он прямым жестом указал на дворец Наместника, — сидит тварь, торгующая честью наших павших братьев!
— Что предлагаешь? — другой сотник задумчиво подкрутил рыжеватые усы.
— По-салебски: давайте вешать их, пока он не выйдет! — раздались голоса.
— А он не выйдет и тогда, — буркнула Триссиль.
— Были б деньги, дракона б наняли, — вздохнул кто-то.
— Сдурел, трех драконов все королевство так и не оплатило, чешуйчатые ростовщики тебя живьем о смерти пожалеть заставят, когда в долги влезешь!
— Я только предложил, — оправдывался несчастный мечтатель.
Обычный вялый разговор, беспредметный, бессмысленный. Ниротиль почесывал подбородок. Шрамы на щеке мешали ему теперь бриться так часто, как прежде, и вид он имел довольно неопрятный.
— А откуда же они воду будут брать? — неугомонная Триссиль уже обсуждала осаду дворца, — а если подземные ходы замуровать? А если ждать в каждом?
«Правдивая, — хмыкнул Ниротиль, — что на уме, то на языке. Хорошая, однако, мысль: можно поджечь дворец снизу, если разузнать о тайных ходах». Травить источники он не решился бы, подобная глупость могла стоить жизни всему войску в Предгорьях, где водные жилы сообщались друг с другом.
Внезапно он вспомнил еще кое-что о Флейе, и усмехнулся.
Вне всякого сомнения, Дворец Наместника сообщался с несколькими соседствующими кварталами. Возможно, он не мог вытащить Наместника из Дворца, но гораздо лучше это сделают его же собственные соседи? Если поджечь два или три квартала, даже если просто взять их в кольцо, во Дворце станет тесновато…
На быстро изложенную идею сотники среагировали потрясенным молчанием.
— Да ты, сношать тебя, умник, — хрипло высказался Сартол, — ну что, оставим здесь самых шумных, чтобы подождать, кто побежит из норы, когда мы подпалим запасные подкопы. Кто шумный? А кто не боится огня и пойдет с нами?
— Эй, Правдивая! — обратился кто-то к Триссиль, — ты полезешь в нору или подождешь снаружи?
Ниротиль знает, что она славилась отвагой на грани безумства — в конце концов, она выбиралась из-под обломков Южной Стены во время битвы за Элдойр, невредимая, и огонь не тронул ее. Она известна в войсках — как большинство достаточно долго проживших воительниц известны.
Даже если у нее и нет звания.
— Я пойду с мастером Трельдом в нижние кварталы, — отозвалась Трис, сурово сдвигая темные брови и глядя на полководца, — если он согласен. Запалим их подземелья.
— Что так в норы рвешься? Лисичка ты и есть, — незаметно для других, Ниротиль не упустил возможность хлопнуть ее по заду.
Многослойные ружские кафтаны вряд ли дали ему даже дотронуться до ее кожи, но она ответила веселой улыбкой.
— Ты уверена, что хочешь пойти? — Ниротиль придержал ее, кинув быстрый взгляд на молчаливого, притихшего Трельда, — давай оставим это дело тем, кто лучше нас знает каменные мешки.
— Я никому не доверяю, — прямо ответствовала Трис, — до встречи, капитан.
Ниротиля не покидало дурное предчувствие все то время, когда он смотрел вслед диверсантам. Он тоже ненавидел подземелья, как и большинство кочевников востока и земледельцев запада. Но внезапная решимость обычно ленивой воительниц его тревожила.
— Они теперь все называют тебя «Миротворец», мастер, — отчитался Ясень, — когда ты не слышишь. Из-за Сальбунии. А теперь и за Флейю будут так звать.
— Сартола я сам однажды так «отмиротворю»…
— Мастер, в этих домах есть невинные, — серьезно произнес Ясень.