— Я казню всех.
— Женщин? Детей?
— Дети будут отосланы в Школу Воинов или в воспитанники другим Наместникам, как распорядится правитель. Женщины… — Ниротиль бросил короткий взгляд в сторону, — что ж, жены разделяют судьбу своих мужей, разве нет? О помиловании ни одна не просила.
— Брат Тило… — Ясень никогда не обращался к полководцу так, если дело не происходило на поле боя, — кто может просить за них? Это лишит их чести. Я попрошу за них. Остановись, мастер. Отдай приказ. Выпустим хотя бы их.
Ниротиль вздохнул, закатил глаза.
— «Миротворец», говоришь? Хорошо. Пусть выходят дети до пяти лет. Это мое последнее слово. И, Ясень! Виселицы не убирайте. Пригодятся.
*
Когда Сонаэнь появилась перед ним во Флейе — Ниротиль помнил это — это было больше, много больше, чем близость, которую она подарила ему позже.
Когда он увидел ее, надежда снова родилась вокруг — в серых камнях, в закрытых на зиму фонтанах, везде.
Их первая ночь была полна терпкого привкуса неловкости. Ему следовало переспать с ней раньше, он знал это. Не то что долгое воздержание не сказалось на качестве исполнения, но самолюбия это не задело так, как должно было. Ниротиль только лишний раз убедился, как мало на самом деле знает о женщинах — и о женском удовольствии.
Сонаэнь, маленькая шлюшка. Как умело притворялась наивной девочкой! Невинность, которую она изображала, ее нежность, ее неподдельное удовольствие от бесед с ним, просто от возможности быть с ним рядом — где это все было?
Ему отчаянно захотелось вернуться в прошлое. Он воскрешал в памяти прикосновения ее рук — они прежде были нежны и неумелы. Теперь ее глаза полнились холодом и отстраненной неприязнью. То, как жена вытирала влагу со своих бедер перед тем, как покинуть его постель и уйти к себе до утра, то, как избегала прикасаться к нему лишний раз, как всегда покорялась, но никогда больше не проявляла инициативу — не звала, не целовала, даже не улыбалась — следовало раньше задуматься над знаками.
Тило не задумался.
Отчего-то мысли о Сонаэнь приходят к нему, когда перемазанные в саже и пыли первые воины приводят к нему двух женщин — одна молчит и не реагирует на обращения, вторую верные королевским указам флейяне безошибочно распознают, как младшую из жен Лияри. «Интересно, как они могут ее узнать, когда они всегда в вуалях с закрытыми лицами», — Лиоттиэль задумывается над тем, каким образом безошибочно узнавал жену, даже когда и кончика ее ногтя не было видно из-под покрывала.
Младшая леди Лияри ведет себя, словно оказалась в гостях по приглашению, и на попытку угрожать повешением полководец получает ее легкий смешок.
— Вы же не думаете, милорд, что накажете нас приговором? — мягко спросила леди, — это… как это на хине… освобождение.
— Облегчение?
— Да. Почти.
— А для вашего мужа? — но Ниротиль просчитался. Вторая леди Лияри лишь улыбнулась.
— Полагаю, это будет ему таким же чудесным утешением, как и воспоминания о вашей жене и том, как прекрасно они проводили время.
Ее глаза были синими, темными и насмешливыми. Они искрились и переливались, на нежных губах играла улыбка. Ниротиль не двигался.
— Вы же меня не ударите за это? — еще более издевательски зазвучал голос флейянки, — или вы предпочтете ответить тем же моему мужу, чем он задел вашу честь? Но вам придется брать меня силой, а ваша жена отдалась Децили сама.
Домашнее имя мужа в устах флейянки прозвучало неожиданно тепло. Ниротиль покачал головой.
— Нет, миледи. Я не сделаю ничего из того. Дурак учится на своих ошибках, и я буду ученым дураком; но я научился кое-чему. Ваша честь останется нетронута. А казнь пройдет без свидетелей и не тогда, когда кто-то сможет ее увидеть. Также, никто из ваших слуг или домочадцев не будет казнен, кроме тех, кто откажется повторить присяги белому городу. Я не допущу разграбления Флейи — если ваш муж сдастся. Будет ли лучше отправить вас к нему?
Она помолчала, словно обдумывая ответ. Бело-розовая вуаль — кружево, вышивка и бисер, особенно жалко смотрящиеся с пятнами из подземелий Флейи — оттеняли ее изысканную неброскую красоту.
— Можете отправить меня. Но я не буду просить его сдать город или оставить пост Наместника.
— Миледи, не испытывайте меня, — жестко надавил Ниротиль.
— Я все сказала. Смерти я не боюсь, хотя и не ищу ее. Но вы вряд ли оставите мне выбор.
— Достойная соратница своего ублюдочного муженька, — бросил полководец на ильти сквозь зубы, — Ясень! Где Орнест, пусть собирает всех! Тащите эту… эту женщину на площадь, к виселицам!
Ясень тяжело вздыхал, глядя, как леди выволакивают под руки, но, когда он уже собирался покинуть полководца, тот остановил его:
— И мою жену. Леди Орта тоже нужна мне. Она и ее подружка много времени проводили друг с другом. Если эта чудная парочка шлюшек не заставит Лияри вылезти из укрытия, он сам себя обесчестит.
— Мастер, Трельд их уже выкурит скоро… они должны выйти сами. Даже если и нет, я не возражаю, но леди Сонаэнь…
— Заткнись! — он едва удержался, чтобы не ударить оруженосца; но сдержавшись, обрадовался гораздо больше тому, что смог, наконец, совладать со своим собственным пылким нравом.
Ты не осуждаешь ее, думал Ниротиль, потрясенно созерцая лицо самого тихого из воинов. Ты думаешь, я заслужил неверной жены. Вот она, обратная сторона воинского звания: те, кто готов за тебя умереть, считают тебя говнюком при этом и даже не скрывают своего мнения.
— Леди Орта займет место рядом с леди Лияри, — повторил Ниротиль тише, — считай это военной хитростью.
Лицо Ясеня просветлело.
«Трис должна была давно вернуться, — размышлял Ниротиль, меряя шагами шатер Сартола, — что у них там, лабиринты в камнях?». Флейя, военная ставка, была идеальным форпостом, и он не сомневался, Лияри всегда был готов к осаде и нападению.
— Мастер-лорд Сартол просит подмоги! — раздались крики с улицы, — засада! Все за мной!
— Где личная сотня? — полководец схватил одного из воинов Сартола, — они с мастер-лордом или нет?
— Огонь, милорд. Их ждали там, в подземелье. Мы попробуем найти их, если кто-то выжил.
Пальцы Лиоттиэля разжались сами собой. «Личная сотня» вряд ли составляла больше пятидесяти воинов теперь, но он ни одного из них не желал терять. Привыкшие к просторам степей, они были слабы перед флейянами, знающими толк в битвах закоулках крепостей.
— Ты, со мной! — крикнул он Орнесту, и поспешил по улице вниз.
— Щиты, прикрытие! — раздались голоса рядом. С характерным гулким звуком над ними ударились щиты. В некоторые из них звонко вонзались стрелы флейян. Ниротиль шагал, хромая и шипя сквозь зубы, по брусчатке, размышляя, почему Смута обрекла их народ на вечное сражение с братьями вместо объединения — хоть под каким стягом. Щиты не опустились, даже когда воины миновали стену Дворца Наместника. Вряд ли флейяне отличались после всего особым дружелюбием к прибывшим.
В двух кварталах, действительно, наличествовал подземный ход, за который сражались обитатели дворца и осаждающие. Спрятанная в тесной лавке лестница вела на глубину в два роста. Выбитая и чуть опаленная дверь скрипела, раскачиваясь на нижних петлях, наружу выносили тела павших. Раненных Ниротиль не увидел.
— Живые? — спросил он одного из сотни мастер-лорда.